– Тогда прочие вовсе о делах забудут да местничаться учнут, – несколько смущенно хмыкнул царь, обескураженно разводя руками – мол, с таким и он не в силах бороться. – Опять же, нешто забыл ты, из опричников он, а две трети воевод – из земщины.
– Так ведь нет же ныне ни земщины, ни опричнины, – взывал я.
– Так что с того. Память-то осталась. Доселе друг на друга яко псы глядят.
В результате получилось то, что получилось. Из-за бездарных распоряжений Мстиславского полки пошли на слишком большом удалении друг от друга, и шведы этим воспользовались, нанеся неожиданный удар в спину по сторожевому полку, которым командовал Иван Андреевич Шуйский. Воевода пытался остановить начавшуюся среди ратников панику и даже сам лично повел имеющуюся у него конницу в атаку. Так сказать, личным примером. Однако вдохновить остальных у него не получилось, поскольку одновременный пушечный и пищальный залп в упор нанес такой урон цвету полка, что остатки – но уже без погибшего Ивана Андреевича – постыдно бежали, добавляя сумятицы, и мчались так лихо, что врезались в передовой полк.
Отчаянно огрызаясь от подоспевших шведов, полк под командованием второго воеводы князя Хворостинина сумел сохранить боевой порядок, отступив организованно и четко. Там не менее Иоанн хотел поначалу наложить на него опалу за поражение, но мне удалось отстоять князя, доказав, что тот сделал все возможное и никто другой лучше распорядиться не сумел бы.
Теперь еще до прибытия польских послов предстояло решить вопрос со шведами – продолжать воевать, стремясь отомстить за поражение, или, наоборот, ускорить мирные переговоры. Мнения разделились на две неравные части. Зная, что войск у Иоанна пока еще в достатке, большинство воевод во главе с Воротынским, включая даже тех, кому досталось от шведов, ратовали за продолжение войны. Сторонников заключить мир оказалось гораздо меньше, зато среди них находился я. Правда, высказаться мне, невзирая на присутствие, царь не предложил, как, впрочем, и всегда. Он вообще предпочитал выслушивать мои доводы исключительно за игрой в шахматы, чтобы в случае согласия с ними иметь возможность потом выдать их за свои.
Между прочим, и тут спасибо Годунову. Это он успел заранее предупредить меня, что выигрывать у государя – верный проигрыш. Иначе я бы поначалу мог не сдержаться и разок-другой «обуть» божьего помазанника – он в них не ахти.
Кстати, пожалуй, ни в какой другой игре так отчетливо не высвечивается характер человека, как в шахматах. Взять, к примеру, того же Иоанна. Даже если бы он оставался для меня безымянным противником, я все равно бы сделал аналогичные выводы о его натуре, не говоря уж о полководческих дарованиях.