Теперь я как в зеркало смотрела – такой же белый росчерк красовался у меня над правым глазом. За автопортрет сесть было как-то недосуг, а зеркала было всего два – одно в пудренице валялось в рюкзаке – в него я редко смотрелась, а вторым служил блестящий подкрылок земляной коровы – мирного, тучного снорга, обитающего в больших пещерах. Он был натянут на стене в холле, вскоре после того, как я основательно взялась за обустройство жилых пещер. Учителю не особенно нужен был комфорт, но он не возражал, лишь бы я была при деле. В это большущее в полный рост зеркало, я смотрелась, только когда покидала пещеры – откуда-то появилось такое суеверие, чтобы обязательно вернуться невредимыми.
– Ты нужен мне, воин, – проговорила я, наклоняясь к остроконечному уху с нечеловеческой формой раковины, – прошу, вернись! Твое время не пришло!
Я взяла его за руку и продолжила свое взывание на всех языках, которые только знала: русском, английском, льйина квелли, доргаадише, и, конечно, темном наречии. Иногда, правда, увлекалась и переходила на универсальный матерный (мастер его не преподавал, но частенько на нем думал, так что здесь, я скорее самоучка)
Так я проводила вечера уже в течение полутора недель, а мой пациент и не думал возвращаться на этот свет, видимо, ему была по душе монохромность. Как частенько бывало, сон сморил меня прямо в кресле, и я, уютно свернувшись калачиком, крепко уснула.
Что за настойчивый голос?! Совершенно невозможно сосредоточиться!
Туман, клубившийся у ног, согласно завихрился. Я давно потерял счет времени, казалось, что прошла вечность с момента, как я оказался здесь. Вокруг простиралась серая каменистая пустошь, однообразный пейзаж тянулся до горизонта по трем сторонам света, такого же однородно – светлого, но не солнечного, и лишь впереди стояла стена дымчато-серого тумана, настолько плотного, что заглянуть туда не представлялось возможным.
На самом деле, я догадывался, что это за место, потому что бывал здесь не раз, но никогда туман не подбирался так близко. Было известно, что нельзя приближаться к этому густому облаку из душ, но меня охватила странная апатия, не позволяющая двинуться от подползающих все ближе белесых языков. Видно, дела мои были совсем плохи, а опытный целитель-проводник все не появлялся. Самому мне, похоже, из такой глуши не выбраться.
Нужно хотя бы попытаться пошевелить рукой, пальцем, фалангой, наконец. ФФФФ!! Бестолку! А что если, наоборот…ГОЛОС! А если сосредоточиться на голосе? Приятном женском голосе с мягким тембром, говорившим на разных языках то незнакомых мне, то на вполне узнаваемых, а порой выдающем такие перлы, что если бы я мог, почувствовал бы, как наливаются жаром уши. Я отрешился от всего, оставив только этот ГОЛОС! Слух – единственное доступное мне чувство не подвел, и путаные фразы на разных языках звучали теперь отовсюду.