— Кто тот мерзавец?
Я удивлённо переспросила:
— Кто, хозяин?
— Тот самый норн, который продал тебя в бордель. Тот, кто тебя бил.
Я низко опустила голову, не в силах ничего ответить. А хозяин нависал надо мной, будто статуя древнего грозного бога.
Попыталась уйти — не позволил.
— Зелёноглазка, это очень важно. Этот человек виновен в тяжком преступлении. И что-то мне подсказывает, что ты его запомнила, иначе бы не медлила с ответом. Боишься его?
Я кивнула и, юркнув за столик, сказала:
— Если я скажу, кто, вы меня убьёте. Или отдадите квиту.
— Если ты будешь молчать, точно отдам. Ну?
— Это ваш друг, — упавшим голосом пробормотала я, закрыв лицо руками. Сейчас он меня ударит.
Но хозяин не ударил, и я решилась взглянуть на него сквозь пальцы. Хмурый, с насупленными бровями. На щеках гуляют желваки.
Он всё же кого-то убьёт. Скорее всего, меня, не станет же он из-за торхи ссориться с другом?
— Шоанез? — это был то ли вопрос, то ли утверждение.
Я кивнула, втянула голову в плечи и всхлипнула. Слёзы помогают смягчить наказание, тем более, расплакаться не составило большого труда.
— Почему не сказала сразу? Ты должна была сказать, зелёноглазка, должна! А ты врала! — его рука сжалась в кулак.
С визгом шарахнувшись в сторону, я разрыдалась в голос, твердя, что не хотела лгать, просто знала, что меня изобьют за правду, решив, что я оговариваю норна, поэтому просто боялась.
Мои стенания произвели должный эффект на хозяина: вместо того, чтобы ударить, он погладил меня по щеке и оставил в холле одну, дожидаться финала вечерней драмы. Судя по выражению лица и стремительности, с которой хозяин поднялся по лестнице, он не собирался прощать друга.
Благоразумно спрятавшись за дверью в лакейскую, я со страхом следила за лестницей, опасаясь попасться под горячую руку Шоанеза, который, несомненно, сделает то, что не сделал хозяин.
Где-то через четверть часа с лестничной площадки второго этажа донёсся шум голосов. Беседа велась на араргском и на повышенных тонах. Кажется, Шоанез упрекал хозяина в том, что он ставил какую-то торху выше их дружбы, а тот в ответ, после пары крепких слов, напоминал о нарушении закона.
А потом хозяин вызвал друга на дуэль. На сойтлэ, чтобы все знали и слышали.
Шоанез возразил, что не видит повода, и чуть не скатился вниз по лестнице после нанесённого хозяином удара.
— Ну как, Шоанез, теперь повод есть? — гневно сверкая глазами, поинтересовался он. — Если мало, могу добавить, чтобы ты больше не смел трогать чужое. Со своими тремя делай, что хочешь, а мою торху не тронь! И скажи спасибо, что я не подаю на тебя в суд, только из-за нашей дружбы.