— Кузьмич, хватит за спиной рожи корчить. Я все вижу. Лети-ка сюда.
Кузьмич, застигнутый на месте преступления, понуро взмахнул крылышками и приземлялся на столе прямо передо мной.
— Здесь я. Ругаться будешь?
— Может и ругаться. Ты куда с Корабля самоцветы дел?
— Так это, — Кузьмич ударил себя в брюхо кулаком, — Твоя доля в сейфе. А моя припрятана. От глаз ненадежных. Вот и весь расклад.
Простодушная физиономия Кузьмича еще не означала справедливый расклад.
— А доля Корабля?
Кузьмич поперхнулся, и я понял, что попал в саму точку расклада.
— А-а… Кораблю камушки не нужны были и он, стало быть, мне их. Презентовал за долгую и плодотворную дружбу. Да. Что-то не так, командир?
Я поставил на стол, прямо перед Кузьмичем, сжатый кулак, который оказался ему под самую макушку.
— Я тебя в луже подобрал?
Кузьмич сглотнул слюну и молча кивнул.
— Я тебя другом своим считал?
Голова Кузьмича рухнула на грудь.
— Значит так. Корабельную долю отдашь сиротам. Остальное позже проверю. И без вопросов. Это мое последнее слово.
Я отодвинул Кузьмича в сторону и стал считывать информацию, которая поступала со всех точек Великой Галактики. Информации было немного. Никто, нигде и ни при каких обстоятельствах не видел, не слышал и не знал, что обозначает слово «каравай».
После этого неприятного известия я развернул поиски в библиотеке. Перелопатил все словари, начиная с прошлого тысячелетия. Ничего. Перелистал все книги, выворачивая их наизнанку. Почти ничего. Под «почти» я подразумеваю то, что среди произведений ядерных натуралистов конца двадцать пятого века я случайно наткнулся на спрятанную в них сберегательную карточку Кузьмича. В графе семейное положение у него стояло — сирота. И я даже догадался, куда уплывет Корабельная доля самоцветов.
До самого вечера я пытался разузнать хоть что-нибудь про «каравай», но тщетно. Обессиленный и подавленный, я приплелся на свой этаж и пошел докладывать куколке, какой самоотверженный поступок ждет от нее мой паПА.
Куколка приветствовала меня тихим, но как мне показалось, радостным звоном колокольчиков.
Вот убейте меня на месте, но кажется, что еще чуть-чуть и смогу я понимать ее также хорошо, как и тогда, на корабле. Но вот этого самого «чуть-чуть» и не хватало.
Кузьмича-толмача рядом не было, наверняка прибыль подсчитывает, так что, как следует с куколкой-то и не пообщаться.
Я пристроился рядом и стал внимательно ее разглядывать.
Висит себе, висит. Никаких забот не знает. Кушать не просит. Пить не просит. Звякает себе. А о чем звякает, и не разберешь. Невеста! Вот же обозвали, называется. Да и я хорош. Во всем паПА слушать, так совсем дураком можно сделаться. Кто ж в твердом уме и в твердой памяти такую уродину невестой назовет? Это себя не уважать.