— Согласен, — повторил я, — Этот таракан, молчи Кузьмич и верь мне, против самого лучшего корабля на блокпосту и полной свободы для меня и моего друга. По рукам?
Кто бы видел, как засветился лысина. Вот оно счастье в наше время. Продувать подотчетное имущество и радоваться этому.
— А чтобы тараканчик наш не сбежал, — лысина вытащил из-под стола пластиковую коробку из-под ксерокса, — Мы его вот сюда. Чтобы никто не вынес. А то знаешь, сколько желающих? Играть станем здесь же.
Под всхлипывания Кузьмича в коробке из-под ксерокса, лысина достала из кармана свежую колоду, словно готовился, повертел у меня перед глазами. Все в порядке, без вранья. И надорвал упаковку.
И я сразу понял, что игра предстоит нечестная. Карты оказались крапленые. Даже мне, уроду, это стало видно с одного взгляда. Такими вот картами пользуются все настоящие шулера. Произведены в Ганконговском районе Китайской области Земли. Запрещены специальным постановлением правительства.
Но возмущаться нельзя. Не в том положении.
Лысый быстренько тесанул, продолжая честно глядеть в мои глаза. Кинул на стол мою долю. Карты подскочили и, разминая конечности, двинулись в мою сторону. Пока я их раскладывал по мастям, какая-то из них умудрилась укусить меня и обозвать нехорошим словом.
Карты, произведенные, как уже говорилось выше, в самом шулерском районе Земли, старались выскользнуть из моих, достаточно маленьких пальцев, и все время болтали.
— Не лапай меня, грязная скотина, я туз червленый, а не какая то шестерка сран… пиковая.
— С меня ходи! С меня ходи! — орала трефовая дама, норовя вылезть из набора.
— Не слушай эту дуру, — стараясь перекричать, благим матом заливалась ее соседка, червонная баба. Потом, надорвав голос, стала строить мне глазки и оголять плечи, шепча при этом: — «Я твоя… Возьми меня… О! Ес!».
— Бабы все дуры, — доверительно сообщил король черных мастей и послал мне воздушный поцелуй.
Семерки глупо хихикали, шептались друг с дружкой и показывали на меня пальцами.
А у лысого все карты молчали. Специалист. Сдавил их так, что они только хрипели, дергаясь и трепыхаясь.
— Значит, говоришь, начальник, честная игра? — спросил я у лысины, пытаясь согнать извивающие и вопящие карты в кучу.
Лысина неопределенно пожимал плечами, посильнее стискивая полумертвые карты, и вожделенно посматривал на коробку, где томился Кузьмич.
— Ходи, урод. Так уж и быть, твой ход первый.
Что есть игра? Жизнь Кузьмича. Что есть игра? Корабль. И мое светлое будущее.
Первым делом скинуть самых визгливых. Ту самую трефовую и червленую. Пусть в отбое выясняют отношения. Мне тут только публичного дома не хватает. А то до чего дошли. Плечи начинают оголять и всякие срамные места показывать.