Однако кошмар не пропал.
Это было нереально, немыслимо, непредставимо. Но это было. И с этим ничего нельзя было поделать.
Растянувшись на половину степи, на них неслась конница, сливающаяся в лилово-серое облако. Неслась она немыслимо быстро, потому что несколько мгновений назад Артем видел только марево странного цвета, а теперь уже отчетливо различал приземистых гривастых лошадей, всадников, припавших к лошадиным шеям, клинки в отведенных руках.
Он не мог ни пошевелиться, ни закричать. Слово «столбняк», которым его пугали с детства и какое оставалось до сей поры загадочным, сейчас лучше всех прочих подходило тому состоянию, в которое погрузились тело и душа императорского посла. Да ты хоть беги, хоть кричи, но ничего это не изменит. Конница была уже совсем близко, от нее уже ничего не могло спасти.
Тьмы, тысячи тысяч всадников неслись по степи. Артем видел оскаленные лошадиные морды, копыта, выбрасываемые в бешеной скачке, ноги всадников, прижатые к лошадиным бокам, длинные бороды, у кого-то спутанные, у кого-то завитые в косичку, волосы, развевающиеся из-под островерхих меховых шапок, меховые попоны, используемые вместо седел, длинные изогнутые клинки, небольшие луки, войлочные халаты с нашитыми на них металлическими пластинами.
От приближения такой армады земля должна была бы трястись как проклятая, но Артем не чувствовал ни единого содрогания почвы. Видны были широко распахнутые рты всадников, они что-то кричали или визжали, но не слышно было ни единого звука. Тишина в степи была полнейшей, от которой закладывало уши. От этого контраста жуть пробирала еще сильнее.
Орда налетела на Артема и айна. Циркач закрыл глаза, что-то шепча и себя не слыша. Ему показалось, что сердце его остановилось, а может, это произошло на самом деле.
Потом не приключилось никакой беды. Артема не сбивали наземь удары лошадиных тел, его не топтали копыта, ломая ребра и превращая внутренности в кашу, вокруг стояла все та же тишина. Он распахнул глаза и увидел лилово-серых всадников, очертания которых были чуть размыты. Они беззвучно пролетали мимо, летели прямо на него и проходили сквозь него. Совсем близко мелькали лица с безумно вытаращенными глазами, ходящие кадыки, рты, распахнутые а крике, прищуренные, но ничуть не монгольские глаза на ничуть не монгольских вытянутых лицах.
Воины этой дикой армии не видели его, не поворачивали голов в его сторону, не пытались обогнуть его или снести ему на ходу голову. Призрачная армия целеустремленно мчалась в своем мире и времени, на какую-то свою битву, вся охваченная азартом предстоящей сечи. И вот мимо пронеслись последние всадники.