– Говорят, вы писатель? Что, правда? – спросила она, положив руку на барную стойку.
– В общем, похоже, что так,- ответил он.
– То есть в общем писатель? Дзюмпэй кивнул.
– И сколько у вас книг?
– Пара сборников рассказов да перевод. Ни один толком не продался.
Она окинула его оценивающим взглядом. И улыбнулась, вполне довольная увиденным.
– В любом случае с настоящим писателем мне довелось встретиться впервые в жизни.
– Очень приятно.
– Взаимно,- ответила она.
– Хотя ничего интересного во встрече с писателем нет,- как бы оправдываясь, сказал Дзюмпэй,- поскольку никаким особым мастерством я не владею. Пианист может сыграть на фортепьяно, художник – скажем, сделать набросок, иллюзионист – показать фокус… А писатель не может ничего.
– Ну а, скажем, оценить нечто вроде художественной ауры? Разве этого нет?
– Художественной ауры? – переспросил Дзюмпэй.
– Сияние, которого вряд ли можно ожидать от простых людей.
– Каждое утро, когда бреюсь, разглядываю в зеркале собственную физиономию, но ничего подобного не замечал.
Женщина улыбнулась.
– А что у вас за рассказы, если не секрет?
– Меня часто об этом спрашивают, но объяснить, что у меня за рассказы, непросто. Они не подходят ни под какой жанр.
Женщина потирала пальцем край бокала с коктейлем.
– Выходит, одним словом… эдакая «чистая литература»?
– Пожалуй. Там чувствуются отзвуки «писем несчастья».
Она опять улыбнулась.
– Кстати, я могла где-то о вас слышать?
– Литературные альманахи читаете?
Она слегка, но довольно резко качнула головой.
– Тогда, думаю, вряд ли. Мое имя мало кому известно.
– Номинировали на премию Акутагавы?*
* Премия Акутагавы – самая престижная литературная премия Японии, присуждаемая дебютантам. Учреждена в 1935 г.
– Четыре раза за пять лет. . – Но лауреатом не стали?
Дзюмпэй только тихо улыбнулся. А женщина без спросу уселась на соседний стул. И допила коктейль.
– Ну и ладно. Премия – это дело чужого вкуса,- сказала она.
– Было бы правдой в устах того, кто ее получил.
Она представилась. Кириэ.
– Как в богослужении,- сказал Дзюмпэй.
Она была на пару сантиметров выше Дзюмпэя. С короткой стрижкой, загорелая, с красивой головой. В юбке-клеш до колен и льняном бледно-зеленом жакете. Рукава подвернуты до локтей. Под ним – простая блузка из хлопка, а на воротнике – брошь с голубой бирюзой. Грудь не маленькая и не большая. Одета со вкусом: ничего лишнего, но видна индивидуальность. Губы пухлые, после каждой фразы они, растягиваясь, как-то поджимались. Из-за чего все, что ее окружало, выглядело на удивление свежо и бодро. У нее был широкий лоб, по которому разбегались три параллельные морщины, когда она задумывалась. А стоило отвлечься от размышлений, морщины мигом исчезали.