Волна боли накатила с новой силой, но была подавлена, как и раньше. Взгляд Джейса упал на осколок зеркала на комоде, все еще отражавший зеленые ветви и яркое голубое небо. В Идрисе уже смеркалось, и небо темнело кобальтовой синью. Борясь с ощущением пустоты внутри, юноша сунул ноги в ботинки и направился вниз, в библиотеку.
Спускаясь по гулким каменным ступеням, он размышлял о том, зачем Маризе потребовалось поговорить с ним наедине. Что она хочет ему сказать? Она выглядела так, будто намерена влепить ему затрещину со всего размаха… Джейс уже не помнил, когда Мариза последний раз поднимала на него руку. В семье Лайтвудов не применялись телесные наказания, а вот Валентин ими не гнушался. Он изобретал бесчисленное множество самых жестоких способов добиться от сына послушания. Раны на теле нефилима затягиваются быстро, поэтому следы оставались лишь от самых глубоких. Многие недели после смерти отца Джейс осматривал себя в поисках шрамов, которые стали бы напоминанием, хоть какой-то осязаемой связью с ним.
Он подошел к библиотеке, постучал и толкнул дверь. Мариза сидела в старом кресле Ходжа у камина. В свете, льющемся из высоких окон, Джейс заметил седину в ее волосах. В руке у Маризы был бокал красного вина, на столике рядом стоял хрустальный графин.
— Мариза, — позвал Джейс.
Она вздрогнула, пролив вино:
— Джейс… Я не слышала, как ты вошел.
— Помните колыбельную, которую вы пели Алеку и Изабель? В детстве, когда они боялись темноты?
Мариза явно не ожидала такого вопроса:
— При чем тут это?
— Я слышал через стену. Алек тогда спал в соседней комнате.
Мариза молчала.
— Колыбельная была на французском, — добавил Джейс.
— Удивительно, что ты запомнил…
— Мне вы никогда не пели.
— Ты не боялся темноты, — ответила Мариза после еле заметной паузы.
— Кто в десять лет не боится темноты?
Мариза подняла брови.
— Сядь, Джонатан, — сказала она. — Немедленно.
Нарочно, чтобы ее позлить, Джейс неспешно пересек комнату и уселся в одно из кресел с откидывающейся спинкой, стоящих у стола.
— Мне не нравится, когда вы называете меня Джонатаном.
— Почему? Это твое имя. — Мариза смотрела на него испытующе. — Давно ты знаешь?
— Что знаю?
— Не прикидывайся. Давно тебе известно, что Валентин — твой отец?
Джейс поразмыслил над ответом, отвергнув несколько вариантов. Лучшая тактика ведения непростых разговоров с приемной матерью — рассмешить ее. Пожалуй, он был единственным человеком в мире, способным рассмешить Маризу.
— Полагаю, так же давно, как и вы.
Мариза медленно покачала головой:
— Я тебе не верю.
Джейс выпрямился и сжал руки, лежавшие на подлокотниках, в кулаки. Пальцы слегка дрожали. Раньше с ним такого никогда не случалось. Никогда. У него всегда была твердая рука и ровный пульс.