Ромка выждал минуту и отважился на вопрос:
— Дядька Мирослав, что это было-то?
— Засада, — коротко ответил тот.
— На нас? — удивился Ромка, хотя и так все было ясно.
Мирослав просто кивнул.
— Дядька Мирослав, а чего мы стоим-то? Бежать надо до кареты.
— Нельзя, — ответил тот тихо.
Казалось, бывалый воин весь обратился в зрение и слух.
— Неужто еще кто остался?
Мирослав снова кивнул и знаком велел Ромке замолчать, но тот не мог остановить словесный поток, выплескивающийся из него под давлением страха:
— Они снаружи? А если мы выйдем, они нас убьют? А если они сюда вломятся?
— Смолкни! — рявкнул Мирослав.
Двое в черных дублетах[10], шляпах и плащах как влитые восседали на мускулистых черных конях. Низко свисающие ветви деревьев делали их почти неразличимыми в темной румынской ночи.
— Слышь, командир, — прошептал один, огромный и кряжистый, как валун в степи, зыркнув исподлобья маленькими раскосыми глазками. — Видно, этим доходягам заморским карачун пришел. — Он мотнул головой в сторону узких окон, в которых, как по мановению волшебной палочки, пропал весь свет.
— Видно, — мрачно ответил высокий худой мужчина.
— Так чего мы ждем? Кроме нас, теперь дело кончать некому.
— Ждем, пока выйдут.
— Так ведь они и до утра могут там сидеть.
— Могут и до следующей ночи, но мы все равно туда не пойдем, — отрезал командир. — Любой, кто сунется в этот дом, считай, покойник.
— Да ладно, не таких обламывали. Тоже мне…
— Таких тебе встречать еще не приходилось. А уж тем более обламывать, — в голосе худого человека послышалась усталая обреченность. — У князя Андрея под началом целая волчья стая. Этот из них далеко не последний. В доме нам его не взять. Надо ждать, пока выйдет.
— А может, выкурить их? — спросил мускулистый мужчина, почесывая бычий загривок.
— Факел на крышу? — Командир внимательно оглядел дом от фундамента до кованой стрелки флюгера на печной трубе. — Не займется, а если и займется, то народ из деревни прибежит. Одно дело — оборотня бояться, — он снова улыбнулся, вспоминая, как они парой нехитрых трюков до полусмерти запугали легковерных крестьян. — А другое — когда родимый трактир горит. В окна забрасывать — легко на пулю нарваться. А вот если… Я велел тебе пару картузов с порохом в седельную сумку кинуть? Сделал?
— Дядька Мирослав, ползут вроде.
Тот в ответ только кивнул. Медленно поводя головой, он прислушивался к тому, как вдоль стены крадется человек, что-то укладывает под угол дома, чиркает кресалом.
— Прячься! — крикнул воин и распластался на полу.
Ноги сами развернули юношу и понесли в дальний конец зала, под лестницу. За его спиной расцвел огненный цветок. Мимо головы полетела острая каменная крошка и горящие доски. Потом его настигла мягкая горячая рука взрывной волны, нежно подняла в воздух, медленно пронесла над столами и лавками, над связанными людьми и с размаху приложила головой и плечами о стену. По барабанным перепонкам молотом ударил грохот взрыва.