Через несколько минут они были у самой большой хижины, стоящей в центре деревни. Монах нарочито медленно и торжественно повесил циновки на все четыре проема, тяжело выдохнул и привалился спиной к столбу.
— Да, дети мои, — проговорил он на испанском, отирая рукавом лоб. — Заставили вы меня попотеть. Но слава Иисусу и Деве Марии, все позади. — Он мелко перекрестился.
У Ромки вытянулось лицо. Очень уж этот церковный говор и крестное знамение плохо вязались с внешностью их спасителя. Разве что голос… Мужчина угадал его мысли.
— Позвольте представиться. Херонимо де Агильяр, монах-францисканец. Путешественник и исследователь этих мест. Правда, не совсем по своей воле. — Он грустно улыбнулся.
— Дон Рамон де Вилья. — Ромка отвесил изящный полупоклон и, как учил князь Андрей, подставил голову.
Новоявленный священник скорее по привычке, чем по долгу осенил его крестным знамением.
— Святой отец, а где ваша сутана, что вы делаете в этом месте и почему нас спасли?
— Почему спас — это понятно. Христианское сострадание. Тем более что вы мои соплеменники, хотя не могу сказать, что ко всем ним я отношусь с одинаковой теплотой и смирением.
— А почему они хотели нас убить?
— Не убить, а принести в жертву богам. Вы оба, особенно вот этот человек, — он указал на Мирослава, сохраняющего мрачное молчание, — похожи на великих воинов и посланцев богов. К сожалению, чужих. А такая жертва должна очень сильно порадовать их бога.
— Да что ж это за бог такой?
— О, это очень злой бог. Ему и его чадам чуждо милосердие и сострадание. Они убивают любого встречного и съедают его. — Священник снова перекрестился. — Иногда вырывают печень или легкие у еще живого человека и едят прямо у него на глазах.
Ромка поперхнулся и быстро перевел суть сказанного Мирославу.
— А спроси-ка его, почему он водится с такими кровавыми упырями. — В глазах воина зажглись суровые огоньки.
Ромка перевел.
— О, я с ними не вожусь, — улыбнулся монах. — Я приплыл на остров из другого места. С континента. Просто услышал, что тут недалеко проходит корабль, вскочил в пирогу и поплыл. Успел, вижу, вовремя.
— Спроси его, почему он сменил сутану францисканца на индейское облачение.
— А почему вы не в сутане, а в индейском наряде? — смягчил вопрос Ромка.
— Видите ли, юноша, я уже много лет живу среди индейцев. Сутана поистрепалась, и я вынужден был переодеться, — улыбнулся де Агильяр.
— Долго? И как вы сюда попали?
— Корабль, на котором я шел, вышел из Панамы. На пути в Санто-Доминго буря выкинула нас на рифы около одного из островов. В отлив каравелла опрокинулась, мачты сломало, снасти порвало. Те, кто выжил, с трудом выбрались на берег, многие утонули, не успев скинуть кирасы. Там нас встретили недружелюбно настроенные индейцы, пришлось с ходу вступить в бой. — Он потянулся к шее жестом, которым священники обычно поправляют воротничок, но наткнулся на перья накидки и отдернул руку. — У нас остались только мечи да кинжалы. Но и у туземцев, к счастью, не оказалось луков, только копья и ножи, поэтому мы успешно отразили их первый натиск. Потом последовали второй и третий. К ночи нам удалось загнать их обратно в лес. Мы смогли разбить лагерь и провалились в глубокий сон, даже не удосужившись выставить часовых. К счастью, индейцы в темноте не воюют, и к утру мы проснулись живые и невредимые. Но с рассветом они снова кинулись на нас. Мы дрались как тигры, спина к спине, по колено в крови, но врагов было слишком много.