Возле следующего колодца он, припомнив заклинание, с видом знатока растер кусок земли.
— Кажется, в этой глины побольше…
— Тут недалеко ее и добывают. Для горшков.
— Вот и хорошо, — граф напряг память, вспоминая, какая воронка лучше, какая — хуже. Что это такое — смутно догадывался. Водовороты-то видеть приходилось. Наконец, объявил: — Воронка депрессии будет узкой… А вы чего смотрите? Качайте! Без пота заклинания богини не работают!
Процесс ему нравился все больше и больше. Опять же, следовало отточить пусть слабенький, но действенный дар к волшебству, который отныне окутывал его мир волшебным туманом водяных брызг. А кто-то еще завидовал принцу Рису, которому выпало рубить завалы поперек римской дороги!
— Эй, на барке! Куда плывете? — надрывался с берега малый в зеленом наряде да высоком колпаке-капюшоне. Который когда-то был красным — но повыцвел. Впрочем, даже это было поводом для гордости: если колпак потерял цвет, но не истерся, значит, льняной. А лен штука не так, чтоб дешевая.
Владелец барки — на местной латыни так прозывали любое сооружение, способное подняться вверх по реке без посторонней помощи — велел принять ближе к берегу. Ибо раз зажиточный человек так дерет горло, ему есть, что сказать.
— Вниз. Ко ключу от речки.
То есть, к старому римскому форту, а теперь городку Кер-Нид, удобно пристроившемуся возле двух перекрестков. Один образовывали две римские дороги, другой — римская дорога и река. Понятно, что всякий разумный правитель поставит в таком месте укрепление, а всякий человек с мозгами найдет в таком месте способ прокормиться. А потому хозяин нанятой в верховьях для наполнения устроенного возле Кер-Нида магазина барки выслушал человека в зеленом с большим интересом, подивился хватке, и согласился с ним во всем.
О чем и думать забыл — до самого города. Встретили барку у самого моста, и прием оказали неласковый. Дюжина воинов, за главного — девка, но одета парнем. Словно в извинение перед попранными обычаями, плед кэдмановский сколот по-бабьи — двумя фибулами с цепочкой. Длинные волосы убраны в две толстые косы — воительница, значит. И быть ей, кроме как дочкой главного гостеприимца страны, некем. Вот только — не в настроении! Брови сведены, губы поджаты.
— Накладную сюда, — в ответ на любезное приветствие. А ведь даже сиятельной назвал, по новому поветрию!
Корабельщик протянул дощечку со странным названием. «Накладная» ни на что не накладывалась. Ее вручила одна из странных девушек, которую привез римлянин. Которая пересчитала все мешки и заглянула в каждый. И щебетала чудным озерным выговором. Корабельщик ее толком и не слушал — а чего слушать озерную дурь? Уловил, что кусок дерева нужно отдать в Кер-Ниде, иначе денег не заплатят. Решил — и хватит, что толку голову глупостями забивать. По дороге — из интереса — пробовал смотреть. Доска доской. Дерево мягкое, вроде осины. Ножиком поцарапана. Не так, как если на ней резали что, аккуратненько. Но и не старательно, не узорно. Просто — царапины, четкие, глубокие, одна рядом с другой — так, чтоб только различить. Часть доски просто перечеркнута крест-накрест. Странная, в общем, штука. Ну, да колдунье виднее.