Подгадав момент, когда за столиками «Головы» скопилось достаточно греков, а Августина о чем-то беседовала с капитаном, видимо, собираясь нанять корабль для нескольких рейсов по реке, патриарх подал знак.
Слова были произнесены.
Базилисса дернулась, будто в нее всадили нож, вскочила, уши насторожились, голова повернулась в сторону незадачливого наемника, рот зло сместился набок. Казалось, сейчас зарычит… Но вместо этого приложила руку ко лбу и тяжело села на место.
— Что с тобой? — спросил капитан.
— Мне примерещились дурные слова. Тут так много говорят, слова смешиваются друг с другом, и вводят мои несчастные уши в заблуждение…
Капитан кивнул, хотя внутренне сжался. Наверное, тоже узнал армянский. Который сида Немайн, как она же уверяла Михаила Сикамба, не знала и знать не могла! Слова он тоже узнал. Не зная языка. Уж больно часто их повторяли четыре года назад — на всех языках империи. Чтобы поглубже въелось. «Кровосмесительное отродье».
Пирр ожидал, что после такого наемник придет за прибавкой. Ошибся. Тот срочно собрался и уехал. Между прочим, дом в предместье бросил. Клан пытался дом продать, но покупателя на добротное сооружение пока не находилось. Как объяснили камбрийцы, если у человека срочные дела, или возжелалось пожить сельской жизнью — дом следует передать родне победнее. С тем, чтобы потом было куда вернуться. Если возвращения в планах нет, то и уступить кому внутри клана. А если дом пытаются продать вовсе на сторону — что-то с ним не так. То ли домовой в боггарта переквалифицировался, то ли тилвит тег подсмотрели, как муж жену колотит, и обещали к исходу недели с хозяином дома расправиться. Не уточнив, с каким. Так что, купи кто дом — не поздоровится. Могло быть и чего побезобиднее. Например, те же тилвит тег решили наказать семейку за то, что дом дурно содержат, грязью заросли. Или ссора у человека вышла с кем из фэйри, тот и заговорил дом на неудачливость. Начались пересуды — тут-то и вспомнили, как давеча Немайн от одного окрика подпрыгнула. Выходило — точно, поссорился, да с кем! Значит, на домишке проклятие.
Начали припоминать, когда и кто удостаивался подобной сомнительной чести — заработать проклятие сидов. Да еще не короли и епископы, у тех какая-никакая защита есть, а простые люди.
Случаи оказались или очень мрачными, или очень смешными. Гвин травил неугодных собаками, Гвидион — писал обидные стихи, такие, что ставшие всеобщим посмешищем жертвы на себя руки накладывали. И даже после этого над ними продолжали смеяться. Дон… Вот она ничего никому дурного не сделала, даже когда судьба от нее отвернулась. А Неметона — уж эта была в мести куда как хороша. А главное, справедлива. Собственно, задирать эту сиду мало кто решался, но случаи бывали, да и обидчики подобрались не из простых. Тот охотник, что явился на берег реки — уж не Туи ли? — подсматривать за купающейся сидой, был королем. А потому обнаглел, и сел на одежду богини. Неметона, по давнему своему анахоретству, была одна. Что примнилось королю — непонятно, но скорее всего он искал себе жену. Только селки, оборотни-тюлени да девы-лебеди сами бывали не против заневеститься, отчего и сообщали подглядывающему громко, что, мол, если захватит он их одежку — так за него замуж и пойдут.