— Грузимся… — торопливо распоряжался Евменов. — На карачках забирайтесь… Зайченко, ты за немчуру отвечаешь… Он нам живой нужен на том берегу…
— Так мы в нем не поместимся, товарищ Ев…
— Заткнись, боец… — свирепо зашипел на него тот, что с обугленным лицом. — Еще один звук, и ты у меня вплавь пойдешь. Или тут останешься, прикрывать отход разведгруппы.
Крики донеслись с высоты совсем отчетливо. Через минуту те, кто ищут Отто, будут здесь. Если бы Хаген сейчас закричал, они бы наверняка его услышали. Но для Отто это была бы верная смерть.
Евменов, дождавшись, когда все заберутся на плот, принялся толкать его прочь от земли. Здесь, у обрывистого правого берега, дно резко уходило вниз. Он, сделав два шага, чуть не ушел под воду, но, подтянувшись на сильных руках, выбрался из воды прямо по головам пленного и своих товарищей.
Река будто только и ждала команды «Отдать швартовый!». Плот подхватило, понесло в молочно-сиреневую мглу. Крики на берегу стали громче.
— Alles! Allies commen zih!… Foia!
Треск очереди раздался в темноте, и неясный свист прошелестел высоко над головами онемевших разведчиков. Широкий поток стремительно уносил их все дальше от вражеского берега. Опять засвистели пули, теперь уже ближе. Фашисты наверняка стреляли на ходу. На берег и реку ложилась почти непроглядная мгла, с каждой секундой затрудняя стрельбу для немцев.
Евменов чувствовал, что для острастки и для наведения шороху хорошо бы жахнуть по фрицам на посошок. Но стрелять в ответ среди сгущающейся темноты было бы самоубийством. Это все равно что скорректировать огонь на самого себя. Сейчас фашисты палили наобум. Но, если бы они засекли, откуда ведется огонь, все на плоту сразу оказались бы на немецком прицеле. И тогда повторилось бы то, что произошло при форсировании реки штрафниками.
— Зайченко… — шепотом окликнул Евменов.
— Да, товарищ Евменов… — с готовностью откликнулся тот. Ненавистный немец совсем не оставил ему места. Зайченко чудом умещался на последнем бревне, и ему все время казалось, что он сейчас сорвется в воду.
— Граната была у фашиста… Ты ее забрал?
— Колотушка, что ли? Так точно, товарищ Евменов… В кармане она у меня… Только я ее достать не могу… В реку сорвусь. Обеими руками держусь за это чертово дерево.
— Эх, Зайченко, горе ты луковое… Слышь, Анзор… Держи его за ремень, чтоб он не нырнул. Давай, скорее…
Солдат через дрожащего в ознобе немца передал Евменову металлический цилиндр, насаженный на длинную деревянную ручку. Евменов, нащупав в темноте, выдернул капроновый шнурок запала. Приподнявшись вверх, насколько позволяла колеблющаяся во все стороны конструкция плота, Евменов с силой, будто одним предплечьем, мастерски метнул гранату в кромешную тьму.