«Но почему, почему?» – спрашивала она себя. Почему он так поступил с ней? Это нечестно, с этим она не может бороться, не может сражаться одна против всех.
Ария пошла в свою комнату, и у нее появилось дикое желание снова собрать вещи и уехать. Дарту уже лучше, хозяйство идет своим чередом, судебный процесс закончился. Зачем оставаться здесь? Чтобы ее лишний раз поблагодарили за то, что она выполнила свой долг? Почему бы ей не вернуться к Чарлзу и не смириться со всем? Ее ждет Квинз-Фолли, там она найдет мир и покой – то, чего она не могла найти в Саммерхилле.
Но затем, стоя в нерешительности в своей спальне, она поняла, что не сможет уехать. Она любит его и поэтому, преданная всем сердцем, должна остаться, пока не станет ему ненужной. Бессмысленно и думать о том, чтобы найти покой в Квинз-Фолли или где бы то ни было, ей не будет покоя нигде, пока на свете есть Дарт Гурон, а она не с ним.
С бесконечно трогательной улыбкой она подумала, что каждая женщина воображает, будто ее любовь больше и глубже, чем у других. Но она больше ни о чем не могла думать. Она не подозревала, что любовь может превратить ее сердце в поле сражения противоречивых чувств, что можно одновременно испытывать агонию и экстаз, что радость и глубокая печаль могут идти рука об руку.
Она любит его, и быть рядом с ним – рай и ад в одно и то же время. Она страстно желает видеть его, а увидев, испытывает почти невыносимую боль оттого, что должна сдерживать свои чувства, слова и даже выражение глаз.
Ария медленно переодевалась к обеду, делая это бесконечно тщательнее, чем обычно. Обратит ли он внимание? Она хорошо знала, что он ей скажет, – то же самое, что говорил ей каждый день, когда она заходила к нему на несколько минут.
– Есть телеграммы из Южной Америки?
– Да, я уже ответила на них.
– Отлично. И успокойте остальных, пока я не поправлюсь настолько, чтобы самому заняться ими, хорошо?
– Да, конечно.
– Благодарю вас.
Только к этому и сводились все их разговоры. Время от времени она зачитывала ему телеграммы или письма, которые было труднее понять, чем остальные, и которые требовали его помощи, чтобы она могла ответить на них. Что касается остального, то она только говорила ему, что все в порядке, потому что врач сказал, что ему нельзя волноваться.
Ария надела свое старое черное платье и заметила, что от волнения ее кожа кажется еще белее и прозрачней, чем обычно. Под глазами появились небольшие морщинки, которые, однако, скорее, подчеркивали ее миловидность. Ее кудри, казалось, встрепенулись, когда она принялась расчесывать их. Из стоящего на туалетном столике букета она вынула две большие белые розы и приколола их на груди, потому что платье казалось чересчур строгим.