Сердце у нее колотилось, как после долгого бега. Кошмарные сны оборачивались явью.
Он лжет. Он безумен. Он…
Нет. Он говорил правду. Все существо ее знало, что это правда.
— Я чувствовал каждое прикосновение игл, притягивавшее нас все ближе друг к другу. На твоей коже — мои глаза, Лесли. Моя сущность — в тебе, любимая. — Айриэл чуть отодвинулся, чтобы она могла видеть его глаза. — Ты мое упование, мой праздничный пир, моя сумеречная дева. Только моя.
Ноги у Лесли подогнулись. Она начала сползать по стене, но Айриэл подхватил ее, не дал упасть.
— Страх, который ты сейчас чувствуешь, — сказал тихо, почти касаясь ее губ своими, — я могу убрать. Вот так.
Он коротко вдохнул, и на нее снизошло абсолютное спокойствие. Словно речь меж ними шла о каких-то пустяках.
Рассудок Лесли молчал. Попросту отказывался постигать смысл того, что говорил Айриэл. Ясно было лишь одно: в нем причина всех странностей, происходивших в последнее время. Причина всех перемен. Это из-за него с ней что-то не так.
— Не может быть, — сказала она. То ли ему, то ли себе самой.
— Ты меня выбрала. Кролик предупреждал, что это тебя изменит.
— Значит, Кролик нарисовал твои глаза. Вот беда-то. — Лесли шагнула в сторону, отодвигаясь. — И что такого? Нас это никак не связывает. Всего лишь рисунок.
Он молниеносно скользнул к ней, встал рядом. И сказал, глядя не на Лесли, а на танцующих:
— Ты сама в это не веришь. Ты уже все понимаешь. Все чувствуешь. Я знаю. Как знаю и то, что ты ждешь Ниалла и надеешься, что на этот раз он меня ударит.
— Что? — Лесли повернулась к нему.
— Не ударит. Не сможет. Мало кто может меня коснуться, и он не из их числа. Но… — Он глубоко вздохнул, с силой выдохнул, всколыхнув прядки ее волос. — Мне нравится, что ты этого хочешь. Здоровые чувства — ярость, тревога, страх, капелька соблазна и вины. Они приятны на вкус.
Айриэл засмеялся. Смех обратился в струйку дыма, тень, обретшую форму, — вроде той, что померещилась Лесли. Нет, не померещилась. Тень на самом деле плясала над флаконом с чернилами в салоне Кролика. Лесли окинула взглядом зал и увидела их повсюду — тени, плывущие в воздухе, крадущиеся по полу, тянущиеся к ней, желающие прикоснуться, погладить. Но ей совершенно этого не хотелось. Или хотелось?.. Лесли облизала губы, чувствуя во рту вкус меда — вкус страстного желания, и оттолкнулась от стены.
Сквозь толпу, сквозь живые тени к ней пробивались Кинан, Айслинн и Сет. Никто из них не был весел, но больше всего ее смутила тревога на лице Сета. Не нужны ей сейчас эти трое. И тени не нужны. Лесли вновь охватил гнев на Кинана — такой же, как тот, что плыл перед ним самим подобно облаку, горько-соленому туману, стелющемуся над морем.