— Лечи!
Букли у сотенного лекаря Стрембицкого недовольно дернулись:
— Ну что же, как знаете, панове! Но помните, что я был против и сделал все, чтобы его спасти!
Ольгерд закрыл глаза. Его несло наваливающейся волнами болью, словно лодку в бурной воде. Кто-то приподнял голову и приставил к губам теплый глиняный край. Он потянул в себя горячее, с натугой глотнул. Отвар был со вкусом меда и терпких духмяных трав. Вскоре боль стала отступать и его окутала мягкая бархатистая дрема.
* * *
Полюбовавшись на затейливые морозные узоры, выросшие за ночь на оконном стекле, Ольгерд накинул полушубок и вышел на двор. Выздоравливал он до белых ноябрьских мух. Сперва и впрямь едва богу душу не отдал, однако хлопоты Сарабуна, взявшего на себя добровольную повинность по уходу за израненным десятником и, не в последнюю очередь, крепкое здоровье, помогли ему выкарабкаться из когтистых лап смерти. Пиявки, которых лекарь-самоучка отлавливал в приднепровских болотцах, несмотря на угрозы отстраненного от лечения сотенного лекаря, сделали свое дело. Вытянули из тела черную ядовитую кровь, не дали гангрене-антонову огню умертвить простреленную ногу. Но гораздо больше хлопот, как самозваному врачевателю, так и его нежданному пациенту доставило порванное волком плечо. Зашив рваную рану, Сарабун ежедневно менял повязки, густо умащивая их пахучими мазями и бальзамами, пока наконец, на месте следов от волчьих зубов не осталось лишь несколько бледных шрамов. Рука теперь чуть побаливала на смену погоды, но серьезных неудобств не доставляла.
Волею судьбы и черным помыслом Дмитрия Душегубца умирать его выбросили в Полесье, в дне пути от Лоева, селения бывшего Речинского повета Смоленского воеводства, захваченного у Литвы мятежными запорожцами. После недавней Переяславской рады это пограничное местечко, расположенное у места слияния Днепра и Сожа, приписали к Черниговскому полку, в котором и состоял сотником здешний царь, бог и воинский начальник — сотник Тарас Кочур.
Недели через две после того, как Ольгерд был привезен на хутор, убедившись, что спасенный выжил и поправляется, сотник удостоил его визитом. Зашел в комнату без стука, хмуро кивнул в благодарность за шустро поставленный Сарабуном табурет, после чего зыркнул на доморощенного целителя так, что тот пулей вылетел за порог. Присел, подобрав длинную саблю, чтоб не стукнула об дощатый пол. Спросил коротко, словно продолжая только что прерванный разговор:
— Значит литвин, говоришь?
— Литвин.
— Из шляхты?
— Безземельный.
— Что так? Младший сын?
— Старший и единственный.