«Фиг вам, – устало подумал Панков, достал из кармана еще один сухарь, отдал Чаре, – накося вам, выкуси! К тому моменту, когда вы нас сможете рубать, как капусту, от вашего вала останется лишь один мусор, что обычно остается от всякого пустого вала – накатывается на берег и так же откатывается назад, лишь грязь да щепки прилипают к мокрому берегу, и всё. Так и с вами будет, как бы Аллах о вас ни заботился, – он облизнул губы, почувствовал хлебный вкус… Вот странное дело: пока грыз сухарь – не чувствовал хлебного вкуса, а попали на язык несколько крошек, разбередили что-то – сразу почувствовал».
За скалой, разрывая снеговой полог, послышалась частая стрельба, затем воздух встряхнул взрыв тяжелой гранаты. «Ого, противотанковая», – отметил Панков. Похоже, душманы пробуют забраться на скалу, но сержант Карасев им не дает.
Это излюбленная тактика душманов, еще в Афганистане разработана – сажать снайперов на каменные пупыри и держать под мушкой все, что движется в округе. Правда, одна маленькая деталь мешает моджахедам: Панков занял господствующий пупырь первым.
Потянуло в сон, тело источало слабость, мышцы ныли, постреливали болью, во рту было сухо, вкус съеденного сухаря уступил место застойной голодной кислятине, поднявшейся изнутри, глаза слипались.
За скалой снова грохнула граната, звук заставил снеговой поток, отвесно падающий с неба, смешаться, скрутил его в несколько гигантских грязных жгутов, на несколько мгновений обнажил горы, расположенные неподалеку. Панков помял пальцами виски, прогоняя сон, потом с силой, морщась, растер уши.
В ушах – в мочках, в хряцах, в коже – расположены разные нервные окончания, в том числе и те, что вгоняют человека в сон, лишают его сил, стоит холоду лишь чуть прихватить их: и «венец природы» превращается в вялого зайца.
Интересно, далеко ли успел уйти Бобровский с людьми? Километра три старший лейтенант, надо полагать, уже одолел.
Панков чуть приподнялся над камнями, огляделся. Чара повторила его движение, насторожилась, сжалась в пружину, готовая к прыжку. Панков коротким движением руки осадил собаку:
– Сидеть! – затем добавил ворчливо, старческим смерзшимся голосом: – Твое время еще не пришло.
Собака сегодня уже выручила его один раз, если бы не она, то кто знает – может быть, ободрали бы его душманы живьем, кожу растянули на колья сушиться, либо поджарили бы, как несчастного прапорщика.
И для чего люди придумали войну? Нет бы ограничить себя охотой и тем и обойтись, с выстрелом по дикому, способного клыками пропороть человека насквозь кабану выпускать из себя дурной дух, злобу, все черное, что накопилось в организме, – и чувствовать себя после этого нормально, не полыхать огнем, не страдать от избытка перестойной желчи, перелившей где-то внутри через край, но нет, человек затевает охоту на человека.