Мысли Бобровского были мрачны, холодны, злы, душа болела, не давала покоя.
* * *
Вторую атаку душманы начали так же, как и первую, – лавой выкатились из-за скалы и пошли на пулеметы. Панков удивился – что, разве у правоверных толкового командира нет? Выходило, что не было.
Он выругался.
– С ума люди сошли! Словно бы травы своей, марихуаны, наелись. Сучье, куда вы лезете? И чем занимаетесь? Шли бы лучше к себе домой, в кишлаки, в колхозы, землю пахать, овец выращивать, хлопок убирать!
Но, с другой стороны, иного пути у душманов действительно не было, только этот, через каменную теснину.
Оба пулемета заработали почти одновременно – подпустили вал душманов поближе и ударили. Панков поморщился от боли, словно бы пули хлестали по нему самому, выколачивали из тела последнее, что в нем имелось, – душу.
А с другой стороны, у этой второй атаки, вполне возможно, была и вторая цель: отвлечь внимание десантника, сидящего наверху, и под шум стрельбы убрать его. А потом, уже сверху, поодиночке, перещелкать всех, кто мешает душманам идти дальше.
Панков как в воду глядел, только изменить ничего уже не мог, и подсобить сержанту Карасеву, подстраховать его, тоже не мог.
Пока душманы накатывались на пулеметы, били из «калашниковых», стараясь поразить пограничников, по ту сторону скалы двенадцать самых ловких, почти бестелесных – их скрывал снег, цепких моджахедов поползли вверх. По той тропке, что была пробита давным-давно, по которой прошел десантник, но не смогли пройти четыре душмана – он сбил их вниз несколькими автоматными очередями, – они не поползли, тропка эта словно бы напрочь вырубилась из их сознания, из мозгов – она перестала существовать, душманы двигались по целине, по непроходимой альпинистской стенке.
Люди эти с самого детства имели дело с горами, знали, как идти по прямой стенке, не имея под руками ни ледоруба, ни веревок с крючьями, на которых можно зависать, – многие в галошах, случалось, забирались на очень крутые вершины – такие, как пик Ленина и пик Академии наук. Впрочем, пограничники тоже забирались на те вершины, и тоже без приспособлений.
Душманы ползли на пупырь медленно, беззвучно, терпеливо выискивая в скальных стенках заусенцы, за которые можно было бы ухватиться руками, щели, куда можно было бы просунуть носок обуви, крохотные полочки, чтобы опереться если уж не всей ступней, так хотя бы ребром ее, пяткой, кончиками пальцев, – и находили все это там, где каменная стенка была ровная, даже, кажется, отшлифована неведомым мастером – так она была ровна и скользка, ну словно бы лед, зар-раза, – и поднимались все выше и выше, сливались с камнями, пропадали в снегу, не обращая внимания ни на громкую, с криками и взрывами гранат атаку, ни друг на друга, и когда один из них сорвался с камней и, беспорядочно размахивая руками, словно подбитая птица, полетел вниз, то никто даже не оглянулся на неудачника, не выдал себя ни вскриком, ни чохом, да и сам несчастный ушел с крутизны беззвучно, даже не пикнул, чтобы предупредить Аллаха о близкой встрече.