Из двух пулеметов на стрельбу душманов ответил один – пулемет десантников. Десантники что-то занервничали, отозвались шквалом огня на эту пустую, в общем-то, стрельбу, смели одного человека, остальные попрыгали за камни, стали бить оттуда рассеянными автоматными очередями.
– Дур-раки, чего патроны впустую жжете? – Панков вновь выругался. Что-то очень много он начал ругаться.
Собственно, патроны впустую жгли не только душманы, жгли и десантники. Панков вгляделся в макушку пупыря – не появился там еще какой-нибудь голавль? Толстолобый самец, идущий против течения, а? Нет, макушка была пока чиста, снег продолжал валить отвесно, плотно.
«Скоро сниматься, – подумал Панков, – не передержать бы! С другой стороны, раньше времени уходить нельзя – каждые лишние пять минут дают Бобровскому возможность уйти дальше, оторваться от душманов окончательно… И передерживать, выходит, нельзя, и раньше уходить тоже нельзя». Он покосился на Чару. Та лежала смирно, положив тяжелую морду на лапы, будто бы в невеселой дреме, засыпанная снегом по самые уши, на собаку не похожая.
На верхушке пупыря грохнул гулкий, болью отозвавшийся в барабанных перепонках выстрел, пелена снега взвихрилась, сдвинулась в сторону, снег смешался со снегом, уплотнился, образовал дыру, в которую проглянули недалекие горы, и около пулеметного гнезда десантников взметнулся фонтан красного пламени. Панков не удержался, вскрикнул от досады, навскидку ударил из автомата по макушке пупыря. Макушка была чиста.
Он проворонил гранатометчика. Тот, лежа, выследил цель, потом приподнялся, выстрелил и, опасаясь Панкова, тут же, быстрый как молния, снова лег за камни. Выстрел был метким: пулеметчиков если не посекло, то оглушило точно. Но, скорее всего, посекло. С одного из десантников сорвало мокрую, с жесткими замерзшими краями панаму, и она, словно каска, катилась сейчас от пулеметного гнезда к Панкову.
Панков снова дал короткую, из четырех очень отчетливо прозвучавших выстрелов, очередь, автомат затих у него в руках – кончились патроны в рожке, патроны всегда кончаются в неподходящий момент, подходящих моментов в таких случаях вообще не бывает никогда, вытащил из лифчика запасной рожок, невольно отметил, что набитых патронами рожков осталось совсем немного – три, остальные он уже расстрелял, – поспешно вставил в автомат. Пустой рожок засунул в освободившуюся ячейку лифчика: лифчик выполнял и роль бронежилета: хоть и слабенькая, но все-таки защита.
Чара приподнялась, стряхнула с себя снег.
– Давай-ка, Чара, к десантникам, – попросил ее Панков, ткнул пальцем в развороченное пулеметное гнездо. Панама десантника с оборванным ремешком докатилась до его скрадка, ткнулась в камень и улеглась смятым вороньим гнездом на земле.