Кендер отдыхал душой и телом: Он слышал лишь птичьи трели, мелодичное журчание воды и шелест ветра, овевавшего колонны и время от времени раскачивавшего серебряные колокольчики на ветвях деревьев. Он нашел царящую в Храме атмосферу успокаивающей, но несколько скучной и подумал, что хорошо бы немного вздремнуть, чтобы оправиться от утренних потрясений. Уничтожив хлеб и большую часть фруктов, кендер растянулся на скамье и, приказав Атте не спускать глаз с Мины, закрыл глаза и погрузился в сон.
Атта устроилась у ног Мины. Девочка погладила собаку по голове.
— Прости, если я обидела тебя, — с раскаянием произнесла Мина.
Атта ответила взмахом хвоста, показывая, что все забыто, затем положила голову на лапы и принялась наблюдать за журавлем, вероятно с сожалением размышляя, как забавно было бы с яростным лаем погоняться за длинноногой птицей.
Рис, войдя на террасу, узрел мирную картину: дремлющий Паслен, лежащая на полу и сонно моргающая Атта, тихо сидящая в уголке Мина.
Монах положил эммиду на скамью и уселся рядом с девочкой. Она не смотрела на него, наблюдая, как солнечный свет сверкает в каплях воды.
— Твой Аббат сказал тебе, как найти Дом Богов? — спросила Мина.
— Сам он не знает, — ответил Рис, — но ему известен человек, которому приходилось бывать там.
Он думал, что Мина спросит имя этого человека, и разрывался, не зная, стоит сообщать его ей или нет. Но она ничего не спросила, и он был благодарен ей за это, потому что еще не решил, будет ли искать Бога-Странника.
Мина по-прежнему сидела тихо. Паслен вздохнул во сне, взмахнул рукой и чуть не скатился на землю. Рис осторожно отодвинул его от края скамьи. Атта вытянулась на боку и закрыла глаза.
Монах поддался этой успокаивающей тишине. Он открыл Богу свое бремя, свои надежды, заботы и страхи. Он открыл свою душу Маджере, пытаясь достичь недостижимого — Божественного совершенства, — и тут мирную тишину утра нарушил чей-то вопль. Атта с лаем вскочила. Паслен перевернулся и все-таки свалился со скамейки.
За воплем последовали крики, доносившиеся с улицы Богов. Крики выражали гнев, страх, удивление. Рис услышал, как кто-то завопил «Пожар!», и почувствовал запах дыма. Затем раздалось пение множества голосов — холодный, потусторонний звук — и снова крики страха и боли, звон стали, злобные вопли минотавров, взывающих к Саргоннасу, и человеческие голоса, выкрикивавшие боевые кличи последователей Кири-Джолита.
Запах дыма усилился, и Рис заметил уродливые черные клубы, поднимающиеся над храмовым садом и плывущие между колоннами. Атта втянула носом воздух и чихнула. Тревожные крики становились громче и приближались.