Он представил себе пламя, которое разливается вокруг неудержимым сияющим прибоем, окружает людей, лижет им ноги.
Языки пламени поднимаются до щиколоток. Затем до лодыжек.
О, вы способны видеть красоту огня? Способны чувствовать ее?
Вдруг Сынок поймал себя на том, что не может успокоиться, даже несмотря на эти мысли. Он понял, что больше никогда не сможет обрести спокойствие.
Конец гораздо ближе, чем он думал.
Сынок прополз в гостиную и прижался ухом к канистре.
Тук, пинг. Тук, пинг.
Он остался на ночь.
Пеллэма обработали согласно хорошо отработанному распорядку. Это означало, что когда они с Кэрол проснулись вчера в десять вечера, умирающие от голода и жажды, они отправились ужинать омлетами в ресторан «Эмпайр» на Десятую авеню, после чего Пеллэм проводил молодую женщину обратно до дома, где они снова занялись любовью, а потом долго лежали в кровати, слушая звуки ночного Нью-Йорка: завывания сирен, крики, выстрелы — то ли из неотрегулированного карбюратора, то ли из пистолета, которые по мере того, как ночь двигалась к утру, казалось, становились все более и более настойчивыми.
Пеллэм даже не думал о том, чтобы уйти, не попрощавшись.
Правила нарушила Кэрол.
Когда Пеллэм проснулся — разбуженный громкими завываниями Гомера Симпсона, сиамского кота, — ее дома уже не было. Через мгновение зазвонил телефон, и через крошечный динамик автоответчика послышался голос Кэрол, которая поинтересовалась, дома ли еще Пеллэм, и объяснила, что ей надо было с раннего утра быть на работе. Она пообещала вечером перезвонить Пеллэму домой. Он, отыскав телефон, поспешно схватил трубку, но было уже поздно.
Босой, в одних джинсах Пеллэм прошлепал по крашеному деревянному полу в ванную, опасаясь занозить ногу. Размышляя о том, что по телефону Кэрол разговаривала довольно резко. Впрочем, кто может знать, что у нее на уме? Последствия того, что произошло прошлой ночью, совершенно непредсказуемы. Быть может, Кэрол уже убедила себя, что Пеллэм больше никогда ей не позвонит. Быть может, она, ревностная католичка, сгорает от стыда за свое прегрешение. А может быть, она звонила, а напротив нее сидел здоровенный восемнадцатилетний детина, только что признавшийся в совершенном убийстве.
Пеллэм сунулся было в душ, но вода оказалась ледяной. Придется обойтись без этого. Одевшись, Пеллэм вышел на солнечную загазованную улицу, поймал такси и доехал до своей квартиры на Двадцатой улице. Поднялся на крыльцо дома, провожая взглядом двух энергичных подростков с выбритыми на головах именами, носящихся по тротуару на скейтбордах.