Вернулся в дом, перетряс простыни на постели, чтобы не улечься ненароком на полураздавленную муху. Только после этого смог лечь. Смурно подумал, что надо бы пол еще раз подмести, а то валяются всюду... эти, но вставать и зажигать электричество не стал. Явится на свет что-нибудь крылатое, толканет избу каленым боком, а потом Антоха будет божиться, что и вовек тут дома не стояло, а завсегда были развалины. А что под развалинами дачник валяется, так на то они и развалины, чтобы валяться. Да и дачник-то тоже — тьфу! — развалина, о таком и говорить не стоит. И предложит слушателю заценить, как сказануто...
Выспавшись днем, Владлен Михайлович ночью спал скверно и окончательно пробудился в непроглядный ночной час. Лежал, вслушиваясь в бездонную тишину, пытался понять, что его разбудило. Потом до него дошло: смолк чуть слышный, но постоянный шорох мышей за обоями. Недели две назад крошечные мыши-полевки, шумливые, но безобидные, до того жившие, как и полагается, в поле, пришли зимовать в тепло. Вреда от них не было ни малейшего, разве что скорый топоток лапок за обоями порой начинал раздражать. А тут притихли, молчат, дрожат... И вместе с ними замер в тягостном ожидании Владлен Михайлович Голомянов. Хотя для кого это он Владлен Михайлович, да еще и Голомянов? Имя-отчество у человека только днем бывает, на свету, да еще желательно в городской квартире, где железобетон заглушил все, особенно ждущую тишину. А тут он никто и звать его никак. И это даже хорошо, потому как если оно позовет...
Тьфу ты, не иначе от Антохи заразился...
Отчего-то вдруг вспомнился старушечий разговор, невольно подслушанный в ожидании приезда автолавки. Лавка задерживалась, и старухи, собравшиеся у развалин сельпо, где по традиции шла приезжая торговля, беседовали о своих, непонятных постороннему делах, произнося непонятные постороннему уху слова. Речь шла о каком-то Роде, уж на что мужик был годячий, а поча взяла, и начал он болеть до самой смерти. Что за поча? Порча, что ли, или почки у него заболели? Кто не знает, тот уж и не догадается. Запомнилась из разговора простодушная до ужаса фраза, оброненная одной из старух в заключение беседы: «Для всех весна, а он в земельку умер».
С безжалостной ясностью Владлен Михайлович понял, что это и про него тоже сказано. Ничем не провинился, ни в чем не дразнил судьбу, а вот пришла в ночи Поча, и лежи теперь, слушай недоброе молчание и гадай, возьмет она тебя или по первому разу только присмотрится и отпустит на время. Это самое «на время» и есть хуже всего, оно означает, что тому, что пришло, торопиться некуда. Ты временно, а оно навсегда.