Когда кончился пластилин, Сережка разыскал на обрыве городского парка глиняные залежи, своим умом разработал состав: замешивал в глину песок и еще что-то, чтобы не трескалась и лучше лепилась. С тех пор я не помню, чтоб в доме Поченцовых был чистый пол. Казалось, идет бесконечный ремонт.
Весь класс стал помогать скульптору. Рая Фантикова, у которой мама работает в библиотеке, принесла толстую книжку по искусству, Женька Старостин — его отец печник — подарил целое ведро первосортной глины. Сережка рос как на дрожжах. В течение месяца он вылепил атомный ледокол «Ленин» и самовар, моего Финта и глиняный торт, такой похожий, что его хотелось лизнуть. Это замечание удивило скульптора, сказавшего, что у меня «потребительское отношение к искусству». Теперь он часто произносил ученые фразы, — это после книжки по искусству.
Весь класс хорошо понимал, кто мы, а кто Сережка Поченцов. Мы знали, что умрем и через пятьдесят лет о нас забудут и близкие родственники, а Сережка останется бессмертным даже для жителей других континентов. Мы знали это и не винили судьбу в несправедливости. Тем не менее, когда Сергей приносил свои работы, мы говорили ему о недостатках.
Первое время скульптор слушал наши замечания, открыв рот. Если нам не нравился хвост волка, он бросался исправлять хвост, если нас не устраивал клюв журавля, он мигом переделывал клюв. Потом он стал изредка возражать, но все-таки соглашался, однако вскоре наступил день — не согласился. Это случилось в споре с Раей Фантиковой. Она полжизни прожила в Средней Азии, и поэтому ее замечание насчет верблюжьих горбов было авторитетным. В ответ Сережка спокойно отщипнул кусочек глины и протянул ей:
— Ну-ка, покажи какие…
И мы поняли, что он насмехается.
Рая взяла глину, запачкала пальцы, у нее даже слезы выступили, но ничего, конечно, слепить не сумела. Когда из глаз совсем уже закапало, она бросила глину на пол и выбежала из класса.
Сережка только этого и ждал. Он усмехнулся одной верхней губой и произнес:
— Критиковать умеют миллионы, а делать, — тут он усмехнулся, — единицы.
Уже тогда можно было догадаться, что Сережка зазнался, но мы поняли это гораздо позже, зимою, да и то не в самом начале, когда трещали морозы, но не было снега, а когда выпал снег. Недаром говорят: как снег на голову. Вот он и свалился, этот снег, в одну прекрасную ночь и накрыл наш город такой шапкой, что наутро я с трудом раскопал во дворе будку Финта. Я думал, Финт замерз, но он выскочил из-под снега веселый, тут же залаял, и от него валил пар.
И с этого дня стало тепло. Снег под ногой мурлыкал как котенок — сыто и важно, — самая пора играть в снежки.