Мамин сибиряк (Чулаки) - страница 8

Ну вот, матушка провела для меня экскурсию по своему неожиданному избраннику — и побежала скорей что-то для него готовить: сейчас выйдет, потребует! У них в Сибири небось привыкли к расторопным женам.

И после ванны вид у него оставался лешачий: спутанные волосы не расчесались, рябая кожа не стала белее. Смешно смотрелся на нем оставшийся еще от отца махровый халат.

Мы сидели на кухне, и он скрипел наставительно:

— От етой ванны-иванны выходит один распут. В баньку надоть по морозцу.

Может, у них в Сибири уже и мороз в октябре, а у нас еще не все листья облетели.

— А чего ж вы не сходили в баню? У нас тут недалеко, на Фонарном.

— Ваша баня городская — тот же распут. Ты сперва-то воды натаскай, стопи, а после париться штоб вместях: мужики да бабы. Ты б со своей девкой, а? Товар штоб настоящий, без обману.

И он сипло захохотал.

Я вообразил, как бы мы парились с Кутей. Только если и этот леший тут же, глядел бы на нее из своих глазниц-пещер, тогда не надо!

— Баня, она от самого нашего славянства для етого дела. Разложишь бабу на полок, березой станешь охаживать, штоб чувствовала, а после перевернешь…

Матушка покраснела — никогда еще не видел, чтобы с нею такое.

— Ну зачем ты говоришь, Миша же еще мальчик!

— А что? Мужик, все понимат, верно, Миш?

Мне было лестно такое признание моей возмужалости.

— В ей сила, в бане-то. Потому народ был здоров. Ах ты!.. Как врага народа!

Он вдруг сделал молниеносный выпад и кого-то вдавил огромной ступней в пол. Таракана.

Тараканы у нас невыводимы. По всему дому. Или даже всей улице. И так обнаглели, что выползают днем. Убегают они всегда зигзагами, потому придавить их бывает очень трудно. Матушка к тому же просто брезгует их давить. Я не брезгую, но и удовольствия не получаю — в тех случаях, когда все же удается настигнуть. А леший продемонстрировал реакцию настоящего охотника. Соболятника. Только вот со странным удовольствием вдавил в пол.

— Никакой гигиены не удается поддерживать из-за них. — тут же наябедничала матушка.

И обрадовалась переменить разговор.

— Нищак! Мы етих врагов народа — под ноготь!

— Они устроили себе квартиру с удобствами за холодильником: там им тепло. Посмотришь потом, Степа, хорошо, что тут можно сделать радикального? — натравливала лешего матушка.

— Ить, распут городской! Всяка вешш — навыворот. Холодильник — и тепло от ево. У нас ледник — значицца в ем лед и лед, никака тепла. Внутрях-то своих хотя холодит? Молочка бы из ево с подморозом. После как попарисся — хорошо! Налейка, Ойля, балакиря.

Моя матушка — Ольга Васильевна, а леший так произнес: Ой-ля, немного похоже на французское «о-ля-ля»! Хотя уж французского, легкого в нем ничего.