Я спросил кого-то из очереди, что случилось. Никто, казалось, особенно этим не интересовался. Какой-то англичанин сказал:
– Ребенок неудачно упал. Вечная история.
Женщина сказала: – По-моему, это спасателей тренируют. Сверху звонят и пытаются поймать их врасплох.
– Очень интересно наблюдать за их упражнениями, – сказал другой. – Им приходится съезжать на лыжах с носилками. Тут требуется большая сноровка.
Я вернулся в отель, чтобы согреться; из окна все было видно не хуже, но большую часть времени я следил за фуникулером, потому что с минуты на минуту ждал Анну-Луизу. Подошел угрюмый официант и спросил, не хочу ли я что-нибудь заказать; он был как счетчик на стоянке машин, показывающий, что время за мои два франка уже истекло. Я заказал еще кофе. Толпа возле фуникулера пришла в движение. Я не стал пить кофе и пошел через дорогу.
Англичанин, который при мне высказал предположение, что разбился ребенок, теперь с торжеством во всеуслышание объявил:
– Нет, это несчастный случай всерьез. Я слышал разговор в конторе. Они вызывали неотложку из Веве.
Но и тогда я, как тот солдат из-под Сент-Квентина, не почувствовал, что пуля попала в меня, – даже когда спасатели подошли по дороге из Ла-Сьерна и с большой осторожностью поставили носилки, чтобы не потревожить лежавшую там женщину. На ней был совсем не такой свитер, какой я подарил Анне-Луизе, – это был красный свитер.
– Женщина, – кто-то сказал, – бедняжка, вид у нее нехороший. – И я почувствовал такое же мгновенное инстинктивное сочувствие, как и тот, кто это сказал.
– Дело серьезное, – все так же торжествующе сообщил нам англичанин. Он ближе всех стоял к носилкам. – Много потеряла крови.
Оттуда, где я стоял, мне показалось, что она седая, но потом я сообразил, что ей забинтовали голову прежде, чем нести вниз.
– Она в сознании? – спросила женщина, и знавший все англичанин помотал головой.
Небольшая группа стала редеть и понемногу терять интерес к происшествию, когда подъемник пополз наверх. Англичанин подошел к одному из спасателей и поговорил с ним на ломаном французском.
– Они думают, что у нее поврежден череп, – передал он нам всем его слова, как телевизионный комментатор.
Теперь мне уже никто не заслонял носилки. Это была Анна-Луиза. А свитер уже не был белым из-за крови.
Я оттолкнул англичанина в сторону. Он схватил меня за руку и сказал:
– Не напирайте, милейший. Ей нужен воздух.
– Это моя жена, ты, идиот.
– Вот как? Извините. Не обижайтесь, старина.
Прошло несколько минут, хотя они мне показались часами, прежде чем приехала «скорая помощь». Я стоял всматривался в лицо Анны-Луизы, и не видел в нем признаков жизни. Я спросил: – Она умерла? – Наверное, им показалось, что я довольно равнодушен.