На пути к Полтаве (Андреев) - страница 38
Уклад жизни Немецкой слободы поразил Петра. Здесь все было непривычно, все иначе. Вместо чинного застолья с заздравными тостами — вольная беседа, музыка и разгоряченные танцами пары. Вместо хозяина, выказывающего свое уважение подобострастным служением знатным гостям, — ровный голос гостеприимного, знающего себе цену хозяина. За столом — женщины и девицы, ведущие беседы наравне с мужчинами. Появившись здесь впервые, царь дичился, боясь показаться смешным и неловким. Но освоился он быстро, с той бесцеремонностью, которую в Европе позднее приняли за невоспитанность и грубость. В дневнике шотландца Патрика Гордона, генерала на русской службе, замелькали записи о появлении в слободе царя с друзьями.
В Немецкой слободе молодой Петр скоро сошелся со швейцарцем Францем Лефортом. К моменту знакомства Лефорту было за тридцать лет. Явился он в Россию в 1675 году в группе офицеров под началом полковника Якова Фростена, которые решились на свой страх и риск предложить отцу будущего Преобразователя свои знания и шпаги. Именно — на свой страх и риск, поскольку сошли они в Архангельске со сходней голландского корабля незваными, чем поставили здешнего воеводу в затруднительное положение: отослать назад — страшно, держать у себя — накладно, отпустить в Москву без разрешения — самоуправно. Судьба капитана «Фрянса Лафорта» повисла на волоске, поскольку вполне реальной была перспектива бесславного возвращения в Европу, что, разумеется, означало и его «выпадение» из русской истории. Пикантность ситуации заключалась в том, что «вышибать» знаменитого «дебошана» должен был двоюродный дед Петра по матери, тот самый архангельский воевода, думный дьяк Федор Полуэктович Нарышкин. В октябре пришел ответ на воеводскую грамотку из столицы: в приезжих нет надобности. Можно представить всю меру отчаяния капитана: деньги на исходе, иностранные корабли ушли… Последовала слезная челобитная, составленная, надо думать, с помощью расторопного стряпчего, знающего науку размягчения черствых приказных сердец. В Москве смиловались, разрешили полковнику с товарищами ехать ко двору. Лефорт устремился к месту будущей службы. Но надо было знать особенности московского делоделанья, когда «да» легко оборачивалось в «нет». На этот раз злым гонителем Лефорта чуть не выступил… Артамон Сергеевич Матвеев: 4 апреля 1676 года «сшед с Верху, в Посольском приказе», он объявил «выезжим иноземцом… указ, что они ему, Великому Государю, в службу не годны и указал их Великий Государь отпустить в свою землю за море». Трудно сказать, что побудило «канцлера» отклонить предложение заезжих вояк: война с Крымом и стоящей за ним Портой, по сути, уже полыхала на южных рубежах, и нужда в офицерах была немалая. Тогда Яков Фростен пошел на подлог — объявил себя «индженером», после чего был приписан к Пушкарскому приказу. Как поступил Лефорт — неизвестно. Однако спустя некоторое время и он был взят на службу. Зацепившись, он сумел отличиться в первую и вторую войну с Портой и даже подняться в чинах до полковника, но не в этом было его главное счастье. Умение нравиться — вот был его истинный талант. Обворожительный и, кажется, все знающий Лефорт поразил молодого царя. С ним было легко и интересно. Он не напоминал подобно матушке о том, как следует вести себя православному государю. Увлечения же царя военным и морским делом всячески поддерживал и поощрял, с охотой участвуя во всех «потешных» затеях. В июне 1690 года при штурме крепости ему даже сильно опалило лицо, но неунывающий швейцарец лишь смеялся. Возможно, со временем повзрослевший Петр сумел бы разглядеть в своем друге множество недостатков, главные из которых — легкомысленность и поверхностность. Но Лефорт рано ушел из жизни. До этого Петр, делавший только первые шаги на своем великом поприще, многое воспринимал его глазами. И без того скептически настроенный к старорусским порядкам, он не без участия «дебошана»-швейцарца стал к ним еще более нетерпимым.