Победа была закреплена новыми назначениями в правительстве. Дьяки и подьячие, тесно связанные с прежним правящим кругом, были отставлены. Многих отправили в провинцию. Другим пришлось начинать все заново — выслуживаться и завоевывать доверие у «новых господ». Приказы возглавили сторонники Нарышкиных, внесшие изменения в курс правительства. Нуждаясь в поддержке, оно стало более отзывчивым к требованиям дворянства.
В чем причина победы Петра? Думается, самое важное заключалось в том, что в понимании современников Софья исчерпала свою легитимность. Ее претензии на соправительство при братьях-царях на том основании, что она — «дочь царя Алексея Михайловича», казались неестественными и беззаконными. Не случайно все ее мечты о венчании не шли дальше разговоров в узком кругу — стоило ей попытаться выйти за его пределы, как все стопорилось.
Софья пала. До Полтавы оставалось 18 лет 10 месяцев — целая вечность.
Устранение Софьи означало начало самостоятельного царствования братьев. Пришло время им самим «владеть царством». Соблюдая старшинство, Петр даже обещал в этом соправительстве почитать «государя брата, яко отца». Это, конечно, был обыкновенный жест вежливости. На самом деле Петр уже мало кого слушался. Исключение составляла разве только Наталья Кирилловна, к которой он был горячо привязан. Парадоксальность ситуации, однако, заключалась в том, что сам 17-летний Петр вовсе не рвался править. Необходимость сидеть с думными чинами, разбирать множество дел, слушать доклады глав приказов, читать воеводские отписки — все это наводило на него смертельную скуку. Похоже, победа над сестрой-соперницей обрадовала его не только тем, что ушел в прошлое страх перед злыми кознями правительницы: отныне ничто не должно было ограничивать его в «Марсовых» и «Нептуновых потехах». Все, что он потребует, станут поставлять без промедления, по всесильному царскому слову. Разумеется, Петр принужден был чаще участвовать в церемониях и выходах, где без государя никак нельзя было обойтись. Но что касается рутины управления, то ее он возложил на доверенных лиц, включая родного дядю царя, боярина Л. К. Нарышкина, и боярина, князя Б. А. Голицына.
О первом современники отзывались с большой долей скептицизма. Он не блистал умом, был заносчив и, «хотя не злодей, токмо не склончивый и добро многим делать без резону». Лев Кириллович не упускал случая подставить ножку своему сопернику Голицыну, влияние которого на царя вызывало у него большие опасения. Б. А. Голицын, напротив, отличался большим умом, опытностью, был не чужд интереса к западной культуре. Однако положение Голицына пошатнуло заступничество за двоюродного брата, В. В. Голицына. Мешало Борису Алексеевичу и чрезвычайное пристрастие к крепким напиткам. Попросту говоря, он был пьяницей. Это пагубное увлечение не могло не отразиться на результатах его государственной деятельности. К тому же Голицын страдал общим для большинства вельмож пороком — был нечист на руку. К слову сказать, не меньшим корыстолюбием отличался и Лев Кириллович. Так что приход к власти новой группировки для огромной массы населения России остался совершенно не замеченным. Как раньше гнули и обирали, так и продолжали гнуть и обирать. Кроме того, появились новые повинности, связанные с причудами царя.