– И я должен успеть сделать это до отъезда.
Именно после нее и началось…
Нет, сначала он даже не догадался об этом. Интенель ни единым жестом не выдала своего неудовольствия – наоборот, она снова обворожительно улыбнулась и спросила: «Принести тебе сэлли?» – и вот ведь удивительно, принесла. А через несколько минут предложила прерваться и пойти вместе позавтракать на морской террасе. После завтрака она увлекла его на прогулку, затем они купались, а когда вечером он попытался пойти поработать, Интенель поймала его за руку и наградила таким страстным поцелуем, что мысли о работе напрочь вылетели у него из головы. О боги, никогда они не любили друг друга так, как в эти дни…
Следующие несколько дней поработать ему удавалось только утром, урывками. Впрочем, эти утренние часы были необычайно плодотворными – Ликоэль был переполнен счастьем и просто жаждал делиться этим счастьем со всем белым светом. Но Интенель почему-то стала просыпаться довольно рано и, появившись в комнате, быстро утаскивала его куда-нибудь подальше от рабочего места. А через несколько дней и вовсе уговорила его прошвырнуться по всему побережью. Он согласился, потому что необычайное вдохновение, охватившее его после возвращения в его жизнь Интенель, привело к тому, что та работа, которую он обычно делал за полгода, на этот раз была выполнена за несколько утренних часов. Впрочем, двум заказчикам пришлось отказать, потому что их собственное настроение совсем не совпадало с настроением мастера. Одному хотелось, чтобы новый облик демонстрировал всем его неизбывную печаль, а второму требовалось напомнить окружающим о бренности жизни и неизбежности ухода к богам. Но это у Ликоэля в его нынешнем состоянии никак не получалось.
Десять дней путешествия, с одной стороны, были по-настоящему феерическими, а с другой – после них он почему-то ощутил себя не отдохнувшим, а разбитым. Никогда еще Интенель не была такой нежной и страстной, такой терпеливой и податливой, как в эти десять дней. Ликоэль просто растворился в своей любви, напрочь позабыв о руигате, берет с которым теперь валялся где-то в доме… Но вот вечерами отчего-то он чувствовал себя странно. Ему хотелось одновременно и орать от любви, и плакать, и страдать, и радоваться. Причем настроение у него менялось очень быстро. Вот еще мгновение назад он вроде как млел от счастья, а сейчас на глаза сами собой наворачиваются слезы, но стоит только проходящей мимо Интенель ласково провести по его щеке тонкими нервными пальцами, как сердце уже трепещет от восторга. Сильнее всего он испугался, когда, проснувшись однажды рано утром (в последнее время Ликоэль просыпался часто, и ночами, и утром, и долго лежал, плача, то от невыразимого счастья, от того, что