Иван попытался приподняться и… у него не вышло. Тело не реагировало. Никак. Нет, чувствовал он его вполне нормально, но вот все усилия поднять или хотя бы подвинуть руку не привели ни к чему. Рука осталась на месте. Там, где она и лежала. Вот чертовщина… Связали его, что ли? Да вроде не похоже… А может, чего вкололи? Кто их знает, этих медиков… С другой стороны, какой-то странный госпиталь. Прямо огурец из загадки. Без окон, без дверей – полна горница людей… Впрочем, с полной горницей тут ошибочка. Никого, кроме его самого, поблизости не наблюдается.
И тут старший лейтенант почувствовал, что у него пошевелился палец на левой руке. Мизинец. Опа! Значит, все не так уж безнадежно. Он сосредоточился на своих ощущениях и попытался еще раз пошевелить пальцем – уже не рефлекторно, а сознательно. И это получилось. Более того, вместе с мизинцем дрогнули и остальные пальцы…
Спустя десять минут офицеру удалось-таки, прилагая невероятные усилия, сначала перекатиться на бок, а потом, помогая себе дрожащими от слабости руками, кряхтя, сесть на постели… ну или, вернее, на том, на чем он лежал. Поскольку постельных принадлежностей под ним не было. Никакого белья. Так же как и на нем. Он был абсолютно наг. И это озадачивало еще больше. Он сам был ранен четырежды, два раза легко и два – тяжело, трижды лежал в госпиталях, но никогда не слышал, чтобы раненых там раздевали догола. Ну, разве что во время операций. Но после них сестрички обычно тут же одевали прооперированных в исподнее, и в себя человек приходил уже в приличном виде. А тут… К тому же он никак не ощущал себя прооперированным: нигде не болело, не тянуло, не кровило… вроде как. А что касается странного паралича, то он стремительно проходил, Иван уже вполне спокойно мог двигать не только руками, но и ногами. Он внимательно осмотрел и даже ощупал свое тело – нет, никаких швов, разрезов и шрамов… Шрамов! Старший лейтенант Воробьев дернулся и удивленно уставился на свою левую руку. Вот же, здесь было ранение. Вот здесь вот прошла пуля. Лидочка же зашивала, на живую, он ясно помнил… А теперь – чисто. Почему?.. Нет, тут точно голова кругом пойдет!
Иван несколько мгновений ошарашенно пялился на абсолютно гладкую кожу левой руки, потом провел пальцами по правому боку, который ранее также украшал шрам от тяжелого ранения. И тряхнул головой. Ладно, разберемся. В конце концов, он фронтовой офицер, да не просто пехтура какая-то, а из войск НКВД – и в разведку ходил, и в тыл врага забрасывался, и языков брал, и немецких парашютистов-диверсантов скручивал. И здесь не пропадет. Где бы и чем бы это «здесь» ни было. Он осторожно поднялся на ноги и огляделся повнимательнее.