– Я ведь уже сделала формальное заявление, не так ли?
Голос Матера произнес:
– Осталось обсудить еще кое-что.
Она устало обернулась к нему:
– Неужели обязательно тебе надо было прийти?
– Я веду это дело, – ответил Матер, усаживаясь напротив, спиной к движению, и глядя в окно, на поля, которые словно текли ей навстречу, проплывали мимо и исчезали за ее плечом. Он сказал: – Мы проверяли то, что ты рассказала. Удивительная история.
– Это все правда, – без всякой надежды повторила Энн.
Он сказал:
– Мы обзвонили половину дипломатических миссий в Лондоне. Не говоря уже о Женеве. Разумеется, звонили и Комиссару1.
Она ответила с долей ехидства:
– Очень жаль, что я доставила вам столько беспокойства. – Но ей не удалось выдержать взятый тон; внешнее безразличие было сломлено самим присутствием Матера, его огромными, неловкими руками, когда-то такими нежными, надежными руками друга.
– Ох, прости меня, – сказала она. – Мне и раньше приходилось извиняться, верно? Что еще я могу… Я произнесла бы те же самые слова, опрокинув твой кофе, и мне приходится повторять их теперь, когда погибли люди. Просто нет других слов – правда? – которые бы лучше могли это выразить. Все получилось не так; я думала, все всем ясно. А у меня ничего не вышло. Я не хотела, совсем не хотела причинить тебе неприятности. Теперь, наверное, Комиссар…
– Она заплакала без слез, словно замерзли слезные протоки.
Он сказал:
– Меня собираются повысить в должности. Не знаю за что. Мне-то кажется, я только запутал это дело. – И он добавил тихо и умоляюще, наклонившись к ней через проход купе: – Мы могли бы пожениться – сразу же, хотя, я думаю, если ты теперь не захочешь, ты будешь права. Тебе собираются дать премию.
Это было все равно что явиться к директору театра за увольнением, а вместо этого узнать о повышении зарплаты или о получении роли со словами, но ведь так никогда не бывает на самом деле. Она смотрела на него, не произнося ни слова.
– Конечно, – мрачно продолжал он, – ты теперь будешь героем дня. Ведь ты предотвратила войну. Я понимаю, я сглупил, я тебе не поверил. Это настоящий провал. Я ведь думал, я всегда буду доверять… Мы уже нашли достаточно доказательств того, о чем ты мне говорила, а я не поверил. Ультиматум они теперь должны отозвать. У них выбора нет. – И добавил, с глубочайшей ненавистью ко всякой шумихе: – Это станет сенсацией века.
Теперь он молчал, откинувшись на спинку сиденья, с лицом, отяжелевшим от горя.
Энн спросила, сама себе не веря:
– Ты хочешь сказать, что, когда мы приедем, мы можем сразу же пойти и пожениться?