Энн думала, он привел ее сюда, чтобы удобнее было завести интрижку. Ей представлялось, что не так уж трудно будет прийти к соглашению с этим мистером Дэвисом, хотя предложенный ритуал несколько напугал ее. Пять лет гастролей в провинциальных театрах не смогли научить ее тому, как далеко можно зайти, не возбудив в партнере желания зайти еще дальше, желания, с которым ей будет не так-то легко справиться. И потому она отступала всегда неожиданно, и это было опасно. Над тарелкой с омаром она думала о Матере, о надежности, о том, как это замечательно – любить одного человека. Потом она подвинулась вперед и под столом коснулась коленкой колена мистера Дэвиса. Он не обратил внимания, с хрустом разделываясь с омаровой клешней. С таким же успехом он мог бы обедать и в одиночестве. Она почувствовала себя неловко, ею слишком явно пренебрегали. Это казалось противоестественным. Она снова коснулась его коленом и спросила:
– Вы чем-то озабочены, Вилли?
Он поднял глаза. Они были словно линзы мощного микроскопа, сфокусированные на плохо установленной пластине. Он спросил:
– Что такое? Омар вам нравится, а?
Толстяк смотрел мимо нее в огромный полупустой зал ресторана на столики, украшенные ветками омелы и остролиста. Затем крикнул:
– Официант! Мне нужна вечерняя газета, – и снова принялся за клешню. Когда газету принесли, он впился взглядом в финансовые сводки; они, видимо, показались ему вполне удовлетворительными: то, что он в них вычитал, было слаще любых сластей.
Энн спросила:
– Вилли, вы не будете возражать, если я оставлю вас на минутку? – Она достала из сумочки три монетки и прошла в дамскую комнату. В зеркале над раковиной она рассматривала свое лицо с пристальным и придирчивым вниманием: вроде все было в порядке. Потом спросила у старушки смотрительницы:
– Как вам кажется, я в порядке?
Женщина усмехнулась:
– Может, ему не нравится яркая помада?
– Да нет, – сказала Энн, – он из тех, кто любит побольше помады. Все-таки какое-то разнообразие – дома слишком пресно. Вот муженек и развлекается. – Потом спросила: – А кто он? Говорит, его фамилия Дэвис. И еще – что он создал этот город.
– Простите, милочка, у вас чулок поехал.
– Ну это-то не его вина. Кто же он такой все-таки?
– Никогда о нем не слыхала, милочка. Спросите лучше у швейцара.
– Наверное, я так и сделаю. – Энн прошла к парадному входу.
– В ресторане такая жара, – сказала она. – Захотелось хоть глоток свежего воздуха вдохнуть.
У швейцара выдалась свободная минутка: никто не входил, никто не выходил. Он ответил:
– На улице довольно холодно.