Но тут — вот незадача! — в холл, услышав весь этот шум, сбежались все дворецкие, горничные, кухонная прислуга и садовники. Поначалу они в ужасе смотрели на происходящее — на лающую собаку, балансирующую на хвосте и жонглирующую самыми ценными предметами из драгоценной архиепископской коллекции фарфора.
— Остановите его! — снова закричал архиепископ.
И без дальнейших указаний все набросились на беднягу Стэна, а тот исчез среди размахивающих рук и бегающих ног. Как результат, весь самый лучший фарфор архиепископа, разумеется, разбился об пол и разлетелся на мелкие осколки.
— Посмотрите, что вы наделали! — завопил Шарлемань.
— Посмотрите, что мы наделали! — воскликнул архиепископ. — Послушайте! Вы оба грязные, у вас такой вид, точно вы спали под забором, от вас несет содержимым ночного горшка, и вы осмелились ворваться в мой дворец и разбили мой лучший фарфор! Что ж! Придется вам заплатить за это! Бросьте их в мою самую жуткую темницу!
И только слуги архиепископа было собрались сделать это, как сверху послышался чей-то Глас.
— Прошу всех помолчать! — сказал Глас.
Все замерли. И Глас продолжил:
— Неужели вы не знаете, кто я? Архиепископ! Какой стыд! Я Глас Божий!
Архиепископ упал на колени и забормотал молитву, а вслед за ним то же стали делать и другие.
— Так-то лучше! — сказал Глас Божий. — А теперь дайте возможность псу Стэну уйти. Он не хотел причинить вам вред.
И пса Стэна отпустили.
— А теперь, — продолжал Глас Божий, — отпустите петуха Шарлеманя!
И они отпустили петуха Шарлеманя.
— А теперь закройте глаза и ждите, пока я не разрешу вам открыть их! — сказал Глас Божий.
И все закрыли глаза, а пес Стэн и петух Шарлемань понеслись из дворца архиепископа со всех ног.
Не знаю, как долго архиепископ и его слуги стояли на коленях с закрытыми глазами, но уверен, что Глас Божий так и не разрешил им снова открыть их. Потому что этот Глас был вовсе не Гласом Божьим — это был голос пса Стэна.
— Я всегда говорил, что ты очень талантливый пес, — говорил Шарлемань, когда они бежали по дороге. — Но я чуть не забыл, что ты еще и чревовещатель!
— К счастью для нас! — отвечал Стэн. — Но послушай-ка, Шарлемань, я-то всегда буду талантливым — такой уж я. Только лучше бы мне применять мои таланты там, где их оценят, вместо того чтобы всякий раз оказываться в беде.
— Станислав, — сказал Шарлемань, — пожалуй, ты прав.
И два друга вернулись на ферму. И пес Станислав продолжал показывать свои потрясающие трюки другим животным на ферме, и им это нравилось. И хотя Шарлемань иногда кудахтал понемногу по ночам, говоря, что понапрасну растрачивается талант, пес Стэн все равно оставался там, где ему было хорошо и где он чувствовал себя Звездой нашей фермы.