Потап понял все мгновенно:
– Бедуин, к Гаяру. Джигит, выводи Летягу.
– Устроим охоту на косача? – с азартом предложил Джигит.
– Отставить. Он, скорее всего, не один. Эти твари обычно живут семьями, – пояснил Потап. – Постараемся уйти. Веди Летягу, а я вас подстрахую.
До сарая, в котором сидел пленником Гаяр, было рукой подать. Только я двигался в обход – по земле, а косач скакал напрямик – по крышам. Передвигался он огромными кенгуриными прыжками, необычайно ловко и быстро. На фоне сереющего неба четко выделялся его движущийся силуэт, и направлялся он прямиком к сараю Гаяра.
Я дал неприцельную очередь – не убить, так хоть напугать, и насколько возможно ускорил шаг, но все равно отставал. Теплилась слабая надежда, что Гаяр, обеспокоенный стрельбой, будет начеку и монстру не удастся застать его врасплох.
Через мгновение из сарая и впрямь раздались выстрелы – две трескучие короткие очереди. А потом автомат замолчал.
Я ворвался внутрь, на ходу включив фонарь. Успел зацепить боковым зрением лежащее неподвижно тело в нескольких шагах от порванной на куски залипалы. Гаяр! Но пирующего косача на нем не было. Значит, тварь решила отложить обед и спряталась где-то рядом…
Внезапно я почувствовал за спиной какое-то движение, обернулся, с разворота выпуская короткую очередь. Раздался визг, раненый заяц-мутант метнулся к куче битого кирпича, намереваясь укрыться там, но из-за кирпичей внезапно открыли огонь. Пули встретили тварь в момент прыжка, срезали прямо в воздухе, и косач плюхнулся на цементный пол, поднимая тучу пыли.
Мне в лицо ударил луч света. Пришлось закрыться рукой и крикнуть:
– Гаяр, убери фонарь! Это я, Бедуин.
– Товарищ капитан. – Стажер вышел из-за укрытия. Его ощутимо потряхивало от пережитого напряжения, хотя он изо всех сил старался этого не показывать. – Вот ведь урод, да? – Парень боялся отвести ствол автомата от агонизирующего косача, будто тот мог опять на него броситься. – Ни за что не подумаешь, что такая тварюга могла получиться из обычного зайца. И ведь хитрый какой, гад…
– Это точно, – поддакнул я, понимая, что многословие – это у Гаяра такая форма отходняка. Адреналин у него еще бурлит в крови, и внутри, небось, каждая поджилка трясется. Не от страха – от напряжения. Хотя и от страха, конечно, тоже. Плох тот бродяга, кто не боится. Ему бы сейчас принять грамм сто, но, пока на ночевку не устроимся, нельзя. Остается треп. Пустой и в общем-то сейчас абсолютно ненужный. Но уж ладно, пусть выговорится.
– А может, эти косачи уже и не звери? – продолжал возбужденно Гаяр. – Разве звери ведут себя так… по-человечески?