…Хотя происшедшее и не было забыто сразу, на следующий день — о нём знали, но как бы старались не вспоминать, в разговорах людей эта тема почти не звучала. Будто абсолютное большинство почти сразу потеряло интерес к тому, чем на самом деле оказалось внутреннее плато Западного континента, кем населено, почему туда невозможно переселить большие массы людей (тех, что ещё недавно полагали себя единственно достойными носить имя человечества Фархелема), и даже как-то открыто изучать эту часть планеты и её обитателей. Как, впрочем, нельзя было изучать их и тайно: разумных, что не желали иметь никаких отношений с теми, кто так отличались от них самих… Нельзя было — и против их воли, как диких животных… Вот и старались почти не говорить, будто общество испытывало подавленный шок, неосознанную горечь: как глупо вообще всё получилось, как жестоко обмануты тысячелетние надежды тех, кто всё ещё по привычке называли себя просто «человечество Фархелема»! Увы, откровения, прорыва за некую грань не получалось — и хотя целый новый мир, казалось, был рядом, но какой… Мир, что не желал открыться навстречу, а наглухо отгораживался; мир, любые гипотезы о котором всё равно не было способа проверить — и от всех мыслей о нём «здешнее» общество тоже лишь стремилось уйти в глухую оборону. Нелепые традиционные предубеждения обеих сторон — отравили то, чего, казалось бы, не могли не желать и не ожидать с глубоким трепетом оба сообщества… Хотя каймирцы и тут были свободнее остальных, в их словах об Иораре всё же чувствовалось стремление узнать, понять, осмыслить — но и они мало говорили об этом… И к такой тайне были вольно или невольно причастны они, девять подростков — совершивших то, о чём нельзя было сказать вслух, открывших своему человечеству такое, к чему непонятно, как относиться… И пусть это сняло в обществе какую-то долю напряжённости, погасило немало бесплодных и уже рискованных поисков — но и только… Не были решены проблемы перенаселения, ресурсов, не стало понятнее, как быть со слабыми учениками в школах, множеством малообразованных и не приспособленных к современной технике взрослых; ощутимо не улучшились отношения Лоруаны (и, похоже, остальных стран их человечества) с Чхаино-Тмефанхией; продолжали распространяться слухи о генетических экспериментах, далёкой от всех мировых традиций «неестественной среде обитания человека», виновности в чём-то богатых стран перед бедными, о «простом человеке» и «нормальном ребёнке» — но хоть уже на фоне отказа от жёсткой унификации образования, что тоже было немало, и в чём была личная, но тайная заслуга именно их, девятерых. Заслуга, плодами которой уже явно, открыто, предстояло воспользоваться и самим…