— Давайте просто пойдём наверх, — вдруг как-то скорбно предложила Фиар.
— То есть как? — не понял Минакри. — Ты… что, действительно предлагаешь нам смотреть со второго этажа, не начнут ли падать звёзды?
— Heт, мальчики, совсем другое… Пойдём, — повторила Фиар.
Все в тяжёлом молчании стали подниматься по тёмной, уже погружённой в сумрак лестнице… «Но… что происходит? — будто застыл в сознании Джантара вопрос, не находя ответа. — Это же просто немыслимо на самом деле… Но передаётся через сеть городской связи из Тисаюма…»
Осторожно обойдя в темноте лежащие на дороге трупы, все собрались у окна коридора. Снизу из репродуктора уже громко доносились какие-то повторяемые скороговоркой молитвенные формулы с затяжными окончаниями. Джантар не понимал их смысла — но ощущал словно наносимые с какой-то изуверской методичностью удары по сознанию.
— Да, тем идолам не под силу разрушить наш мир, — начала Фиар, — но кому же вообще и разобраться в том, что происходит — как не нам… Если это — как раз наш профиль, то, что мы изучали всё это время… — продолжала она, словно пытаясь рассеять всё нарастающее смятение. — А с другой стороны — кому-то же владыки нашего человечества при всём их внешнем величии из века в век приносят клятвы униженной верности… — Фиар повернулась к окну, за которым уже догорал закат, осталась лишь узкая розовая полоска, переходившая в постепенно растворяющееся в черноте небосвода пепельное сияние, на фоне которого едва виднелся узкий золотистый серпик Тарменеха почти у самого горизонта.
— Но… что ты имеешь в виду? — снова не выдержал Итагаро. — Что ты хочешь этим сказать?
— «И не будет, ни Эяна, ни Тарменеха, ни дней, ни ночей, ни времени вообще»… — почему-то процитировала Фиар в ответ слова из какого-то священного текста, заставившие Джантара вздрогнуть. — А теперь посмотрите туда, за окно… И подумайте: разве это плохо, разве мы хотим, чтобы этого не было? И там же — действительно миллиарды галактик, миллиарды световых лет… Там — Беспредельность… И этот мир живёт, он развивается по своим законам… А нам вместо него во всех канонах предлагают какие-то замкнутые миры из золота и драгоценных камней, размером едва ли с город… Но нужны ли нам, людям, сами эти вершители судеб с их блаженством в таких мирах? И чем они выше и святее нас — и что есть святое для них самих? И сколько нам уже здесь, в этом мире, встречалось ничтожных по своему уровню людей, которые точно так же порывались решать за нас наши судьбы — ломая нашу волю, насилуя наши чувства, убеждения? И тоже — требуя почитать себя едва ли не как богов, и тоже — присвоив себе право ограничивать нас всегда и во всём, касаться грязными руками наших самых сокровенных чувств и мыслей? Так что теперь, после этого, у каждого из нас душа — как открытая, дымящаяся кровью рана! — голос Фиар вдруг так напряжённо зазвенел, что Джантара от этого охватила ещё большая тревога. — И хотя нас мало — всего девять — но пусть те, кто явятся, обожгутся хотя бы о наши души! Ведь каждый из нас — человек, существо разумное, и потому должен хотя бы бессильным протестом дать понять этим самозванным вершителям судеб, что объективно они творит зло! Поскольку человек — к тому же и существо активное, творческое, познающее мир — такова его природа! А у нас хотят отнять весь наш мир — и предложить взамен какую-то убогость… Хотя, казалось бы, зачем — если они так искренне желают людям блага, и ждут их ответной любви…