– За что же? – притворно удивился майор, уже не раз слышавший про Короткова.
– Такой же шофер, как и я. В автороте. Снаряды возит на передок. Эх, пойти, что ли, шину накачать! – сказал Охапкин, но не двинулся с места.
Лобода рассмеялся. Ну можно ли сердиться на Колю! Он наивно выпрашивает себе награду, как мальчишка коньки или велосипед.
Я доложил майору. По-моему, медлить нечего, Фюрста надо взять в оборот. Он-то, наверное, знал убитого. И надо, чтобы Фюрст выступил у микрофона. Это ошеломит немцев. Легенда рассеется как дым.
Но странно, майор рассердился. Он крякнул, отбил пальцами звонкую дробь на ларе, потом стал выговаривать мне.
Легенда? Кстати, Фюрст дрался как черт, ранил троих наших бойцов, и взяли его полумертвого. Не дешевая добыча! Пруссак, твердое дерево! Взять в оборот? Но есть же конвенция о военнопленных. Понуждать их к чему-либо запрещается.
– За-пре-щается! – повторил Лобода. – Эх, писатель! Повоевали бы вы с таким Фюрстом, как это делал я…
Лобода часто наезжал в лагерь для пленных "повоевать", то есть поспорить с пленными.
– Предположим, он назовет вам фамилию убитого. Дальше что? – кипел майор, бросая на меня свирепые взгляды. – Все одним махом хотите, да? И наломаете дров.
Он отвернулся к оконцу и вдруг запел.
– "На земле-е весь род людской", – проревел он так, что задребезжало стекло, и умолк, погрузившись в размышления. Дальше первой фразы арии он обычно не шел в таких случаях. Пение означало: Лободе надо побыть одному.
Я вышел из машины.
Коля накачивал шину. Чудно действует на меня его пухлое "мальчишеское лицо: огорчения переносить как-то легче. Но сейчас он расстроен. Награждение Короткова, его сверстника и приятеля, мучает Колю.
– Товарищ лейтенант! – услышал я. – Васька-то Коротков, а?
– Орден, – кивнул я. – Знаю.
– У меня тоже свой нерв, – вздохнул Коля. – Меня в автороту зовут. Тут не езда. Капитан Шабуров говорит: мы гастролыцики, артисты. Верно, нет? А таким дают в последнюю очередь. Чувствуете?
– Брось, Коля, – начал я и кинулся к машине: майор стучал мне в окно.
– Что он там насчет Шабурова? – спросил майор. Я объяснил.
– Вот, вот! Две башки надо иметь с вами. – Большие карие глаза под чернью бровей искрились. – Поедешь в Славянку, в лагерь, где Фюрст. Но сперва…
Повеселевший, полный радости открывателя, он почти пропел мне свой план.