Тирант вдруг ощутил сильную боль в животе, так тягостны были ему эти глупые и лживые обвинения. Но говорить он ничего не стал и просто начал мысленно молить Бога о том, чтобы герцог Македонский замолчал.
А герцог Роберт все говорил и говорил:
— И вот теперь вы вручаете свою судьбу чужеземцу. А что вы знаете о нем? О чем он целый день разговаривал с Великим Турком в своем шатре? Не о том ли, как предать нас? Спросите лучше, сколько денег посулил ему Великий Турок за это предательство! — Тут герцог Македонский повернулся к Тиранту и прибавил: — Раскройте пошире свои белые глаза, севастократор, и поймите же наконец: нам отлично известны все ваши так называемые «доблестные» деяния. Не осталась для нас тайной и та причина, по которой вы покинули свою родину и не можете туда вернуться. Разве вы не совершили множество бесчестных дел во Франции? А теперь вы скрылись в Греческой империи и полагаете, будто здесь никто ничего о вас не разузнает.
Приор иоаннитов, слышавший все это, был так поражен, что не мог произнести ни слова в защиту Тиранта. А Диафеб сжимал и разжимал кулаки, но молчал, повинуясь приказанию брата, потому что тот боялся вызвать смуту.
Наконец Тирант легонько вздохнул, обвел глазами всех собравшихся и, видя, что те внутренне так и кипят, произнес:
— Писец! Запиши все то, что сейчас говорилось, добавь также, что через десять дней мы дадим Великому Турку большую битву. Затем запечатай письмо и пусть его доставят императору. Я не хочу, чтобы от государя утаилось хотя бы слово из сказанного сегодня, потому что впоследствии все это может послужить нам к чести или к бесчестию.
Севастократор дождался, чтобы все бароны вышли из шатра, и только после этого повернулся к Диафебу
— Помогите мне встать, кузен, — попросил он.
— Вы больны? — встревожился тот.
Тирант покачал головой:
— От вздора, который нес тут герцог Македонский, у меня разболелся живот. Я не хочу, чтобы кто-либо видел, как меня ведут под руки.
* * *
Император получил послание от Тиранта и прочитал его сперва в одиночестве, запершись, а затем прочитал письмо своей супруге императрице, а также принцессе Кармезине.
Принцесса слушала очень внимательно, но без тени волнения или смущения, и только несколько раз прикладывала палец к губам как бы в задумчивости. Император пристально посмотрел на свою дочь и сказал:
— Слыхал я, Кармезина, как болтают, будто Тирант — ваш возлюбленный.
Принцесса повернула голову и улыбнулась:
— Стоит ли вашему величеству слушать всякий вздор! Мало ли, что про меня болтают. До меня вот доходили слухи о том, будто я — не настоящая женщина, из плоти и крови, способная к любви и деторождению, но феникс, и проживу пятьсот лет, а затем сгорю на костре из собственных перьев.