— Но, возможно, дочь Великого Караманя уродлива, — предположил Ипполит, хватаясь за последнюю надежду. — В таком случае она не может считаться достойной дамой сердца, и…
— Дурак! — закричал Галансо, подпрыгивая на корточках. — Она-то уродлива? Да я ее видел как-то раз, и туника на ней была украшена самоцветами громадной ценности. Да на них можно было бы купить целый город, если не два!
— Да, — уронил Тирант, — разумеется, это говорит в ее пользу.
Хорват прищурился:
— А разве нет? Разве на уродку станут надевать столь роскошные украшения?
— Убедил, — признал Тирант.
— Уж теперь-то Великий Турок разделается с греками, — сказал Галансо. — Потому что нет у греков такого пирата, как я, способного с малым флотом потопить большой флот. На суше-то они побеждают… Ты слыхал, франк, что у греков появился какой-то пришлый француз, которого они сделали севастократором?
— Что-то похожее слыхал, — подтвердил Тирант. — Пришлый француз, говоришь?
— Точно. — Галансо поскреб пятерней за ухом. — Чертов француз из Бретани. Хитрый, как дьявол! Не иначе, бывший пират, вроде меня, только из сухопутных. Ты о нем еще услышишь, помяни мое слово. Одно только имя говорит о его делах!
— А какое у него имя? — спросил Тирант.
— Самое подлое, что ни на есть! — убежденно ответил Галансо. — Зовут его Тираном, а ведь «тиран» означает «узурпатор добра», иначе — «вор». И точно тебе говорю, он вор из воров, их хваленый севастократор.
Ипполит стоял чуть в стороне, однако внимательно слушал весь разговор. Заслышав о том, какой поклеп возводят на Тиранта, он стиснул зубы и побледнел, и один Бог знает, каких сил ему стоило промолчать и не покарать дерзкого моряка на месте.
Но сам Тирант только весело рассмеялся:
— Что же он украл, этот Тиран?
— Украл? Вот послушай. — Хорват схватил Тиранта за руку и придвинулся к нему поближе. — Он прислал Великому Турку письмо, в котором вызывал его на бой.
— Так принято у рыцарей-франков, — заметил Тирант.
— А знаешь, что он написал в том письме? — продолжал Галансо.
— Не знаю, — ответил Тирант.
— В том письме проклятый француз похвалялся тем, что влюблен-де в принцессу Кармезину, императорскую дочку. И когда он выиграет все сражения, то первое, что он сделает, — это войдет в покои к принцессе, раздвинет ей ноги и обесчестит ее, как захочет, а потом на ее глазах убьет ее отца! Каково имя, таковы и поступки. А Тиран — самый подлый и гнусный человек из всех рожденных женщиной.
— Клянусь водами крещения, — проговорил Тирант, — ты совершенно прав. Мы, ломбардцы, ненавидим французов. Отвратительный народ! Что до Тирана, то хуже него не было на земле человека. Он ведь только и высматривает, где что плохо лежит, чтобы это украсть. Кто знает — быть может, он и впрямь раздвинет нога императорской дочери! С него всякое станется.