— Кажется, Великий Турок желает переговоров.
С другой стороны к севастократору приблизился герцог де Пера и вполголоса произнес, наклонившись к уху Тиранта:
— Вы оказались правы, Тирант Белый, когда останавливали нас и не позволяли поднимать оружие на герцога Македонского. Будь я проклят, если еще раз усомнюсь в вас! Хороши бы мы сейчас были, если бы на глазах у этого турка передрались из-за добычи! Он непременно доложил бы об этом своему господину.
— Известно, сколько турок осталось на горе? — спросил Тирант, не отвечая на похвалу.
— Попробуем выяснить это у посланца.
Ибо в плен сдались далеко не все из тех, кто сидел вместе с Великим Турком на горе, которую осаждала сейчас армия севастократора.
Когда переговорщик подошел ближе, Тирант увидел человека весьма почтенной наружности, с тщательно расчесанной бородой. Эта борода была идеально ухожена, седые волосы в ней чередовались с каштановыми, и она казалась невесомым сгустком тумана, который турок почтительно носил у себя на груди.
Лицо его было смуглое, с горбатым носом и глубокими впалыми глазами, а веки его, и верхние и нижние, были почти совершенно черны.
Этот человек низко поклонился севастократору, ни на миг не переставая при том оглядываться по сторонам. И Тирант мог бы поклясться, что турок не упускал ни единой детали из увиденного. Хитрый глаз был у этого турка!
— Клянусь спасением моей души, — шепнул Диафеб Тиранту, — вот человек, при котором стоило бы держать ухо востро!
Тирант любезно улыбнулся турку и заговорил с ним:
— Скажи, понимаешь ли ты мою речь?
— Мой господин не прислал бы к тебе человека, который не способен тебя понять! — ответил турок и еще раз поклонился, изгибая спину колесом. Но затем он выпрямился.
— Это очень хорошо, — сказал Тирант. — Я — севастократор Тирант Белый. Назови теперь свое имя, чтобы нам удобнее было беседовать.
— Меня зовут Абдалла, но, кроме того, меня прозывают также Соломоном, так что ты можешь обращаться ко мне «Абдалла Соломон», и я буду знать, что ты имел в виду меня.
— Почему же тебя зовут Соломоном? — удивился Тирант. — Я слышал, что у вас нет обычая давать человеку несколько имен в честь святых покровителей.
— Соломоном меня называют за мудрость, — охотно пояснил турок.
Тирант про себя подумал, что этот Абдалла Соломон очень хвастлив. А истинный рыцарь всегда скромен, и Тирант никогда не рассказывал о собственных подвигах и, когда мог, препятствовал Диафебу распространять подобные рассказы.
— Почему твоя одежда вымокла? — спросил Тирант. — У тебя печальный вид, а это не годится, ведь ты мой гость.