Армия России имела артиллерию лишь для маневренной войны, о позиционной тогда не задумывались, и 76 мм полевая пушка Путиловского завода обр. 1902 г. считалась лучшей в мире. Так же как и полевые орудия: легкая 122 мм гаубица и 107 мм тяжелая пушка. Генеральный штаб стал финансировать производство тяжелой осадной артиллерии, закончить которое предполагалось аж к 1921 г.
Война пришла раньше, и Россия имела 959 батарей (7088 орудий), что почти в два раза превосходило союзную Францию (4300 орудий). Но противники превосходили Россию и Францию как по общему числу орудий (Германия — 9388, Австро-Венгрия — 4088), так, что важнее, по тяжелой артиллерии (Германия — 3260, Австро-Венгрия — 1000 орудий). На вооружении армии России стояло всего лишь 240 тяжелых орудий.
Дивизия Германии, уступавшая русской по численности (12 батальонов против 16), превосходила ее по артиллерии (80 орудий, из них 8 тяжелых, против 54). Дивизия Австрии при равном с русской количестве стволов имела 4 тяжелых орудия. Поэтому огневая мощь дивизии Германии в полтора раза превосходила русскую.
Но так как по боевой выучке русские превосходили противника, Германии не удалось реализовать свое количественное и качественное превосходство в артиллерии.
Генеральный штаб России отвел на всю войну не более 6 месяцев. На этот срок и заготовили боеприпасы (по 1000 снарядов на ствол). Считалось, что за это время батареи не расстреляют и половины. Французы запасли по 1300 снарядов, немцы недалеко ушли вперед — 1500 снарядов на ствол. В этих прогнозах крепко просчитались все, но, когда выявился непредвиденный расход снарядов, количество и темпы подачи их на фронт зависели от организации и мощи промышленности и транспорта, а это уже определилось ответственностью и эффективностью действий государства.
Поэтому вскоре проявился ужасный счет, по которому каждый выведенный из строя противник обходился гибелью двух русских солдат. Это стало приговором всему власть имущему классу России, жившему беспечно, не обращая внимания на отсталость Руси в своевременном и массовом внедрении новых технологий. В Петербурге прекрасно пели, танцевали и писали стихи, русская элита не хотела быть «Эдисонами» и презирала материальную культуру. Гораздо веселее казалось создавать мировую литературу, балет и анархические теории.