Мне,
грубому материалисту
это было неведомо.
Я понимал всего
лишь то, что
счастлив и
благословен
тот, кто, сидя
по уши в окопной
грязи и слушая
посвист мин
и стоны умирающих
товарищей,
может играть
на дудочке.
Или, когда полмира
сошло в могилу
и выбралось
из нее, просто
и самоотверженно
любить, без
хитростей и
воплей в он-лайн
дневнике.
Когда
кругом тьма
и запустенье,
просто любить.
Это
было прекрасно.
Вокруг
костра кружились
девушки в длинных,
до пола, костюмах.
В отблесках
красного дамаска
их лица вспыхивали
угольными
тенями и, казалось,
что в изогнутых
запястьях
блестят короткие
степные акинаки.
Монотонный
барабанный
ритм погружал
в транс. Чудилось,
что вокруг
костра пляшут
шаманки. Тени
их внезапно
удлинились,
взыграли темной
силой и вспорхнули,
отделившись
от тел, ввысь,
где пробив
зелень, кувыркаясь,
ринулись в
небо. И я смотрел
уже на то, как
в упавшем на
меня небосклоне,
разрастаются
и принимаются
сражаться
огромные фигуры
воинов. Они
скрещивали
то мечи, то резные
кружки с брагой
и сверху падала
то кровь, то
пена. Это одна
из девушек
кропила слушателей
пахучим настоем
зверобоя.
Меня
настолько
захватило это
зрелище, что
я не сразу понял,
что в танец
женщин вплелась,
под медленные
и звонкие переливы
гуслей, протяжная
варяжская
история о двух
братьях-викингах,
не знающих
разлада в бою,
но убивших друг
друга из-за
захваченной
в плен красавицы.
Подобный
поворот сюжета
сразу заставил
меня насторожиться,
так как очевидно,
что самые печальные
песни рождаются
у бардов из-за
предательства
бабами благородных
мужей. Елена
тому свидетель.
Рядом
со мной сел
старец. Весь
в белом, как из
блестящего
фэнтези, где
злодеи всегда
в черном и на
троне с подлокотниками
из черепов,
герои бедные,
с волосами до
плеч, обязательно
цвета вороного
крыла, а спутницы
грудасты и
вначале на дух
не переносят
будущего спасителя
книжного мирка.
Старец впечатлял,
точно оживший
Порфирий Иванов,
только телосложением
поуже. Он принял
братину с медовухой,
начавшую
коловращаться
по кругу, сделал
второй глоток,
первый был
отдан костру,
что сразу выдало
в нем родновера
старой закалки,
и передал посудину
мне, сегодняшнему
гостю.
-И
как давно вы
здесь обустроились?
Он
ответил:
-Прошлой
весной. Ушли
из города, сюда,
в глушь. Здесь
у нас раньше
капище было.
Мы его обустроили
и зажили, а потом
начали принимать
всех, кто убежища
просил. На Руси
издревле
гостеприимство
считалось
почетным и
важным делом,
поэтому и к
рабам относились
как к членам
семьи, а уже
потом христианство
все изгадило...