Хрупкий
человеческий
сосуд, где, как
думает человек,
прописана душа,
вместо того,
чтобы выскользнуть
из руки Ивана,
сжался в его
как будто
увеличившимся
кулаке. Поразительно,
но твердый
орган превратился
в лепешку с
торчащими
оттуда трубами
аорт.
-Я
думаю, самый
запомнившийся
поступок этого
человека состоял
в том, что он в
пятом классе
сидя на первом
варианте, решил
обмануть учительницу
и написать
второй вариант.
Собственно
он и не жил никогда,
вот так вот.
Еще вопросы?
-Ответь
кто ты, ведь
интересно.
Иван
ответил совершенно
серьезно:
-Я
Спаситель.
Второе Пришествие
Христа. Тринадцатый
имам, блин. Всем
кем хочу, могу
быть.
-Ты
врешь.
-Почему?
-По
кочану.
-Ты
всегда был
упертым. А я
умел прогибаться.
Мир слишком
зажрался, пора
пустить ему
кровь. Нечего
удивляться
моей жестокости,
если у мира
железное сердце,
ржавая борода
и медный язык.
Волин
в упор посмотрел
на бывшего
хозяина:
-Что
вы будете теперь
делать?
Иван
выказал одежде
небрежность:
вытер об нее
руки.
-Меня
ждет увлекательная
поездка в китайскую
провинцию
Сычуань на
местный курултай.
Порядок там
держится на
штыках, но там
уже много миллионов
моих поклонников.
Я приведу их
сюда. Они последуют
за своим мертвым
фюрером, который,
похоже, в той,
еще живой своей
жизни, был настолько
плохим человеком,
что теперь,
превратившись
в мертвеца,
способен творить
такое. Как-никак
мне нужна армия
для похода на
Москву, а затем
в Европу. Я, право,
повторяю путь
Чингисхана
и Батыя.
Еремей
долго выбирал
момент, чтобы
бросить свое
тело вперед.
У него была
только одна
попытка и надежда
на неожиданность,
чтобы справиться
с неведомым
созданием. Хрен
его разберет:
человек или
что-то другое?
А когда в зале
толпы его
поклонников,
выбирать не
приходилось.
-Я
тебе покажу,
сука, Козельск!
Еремей
Волин прыгнул
вперед, намереваясь
схватить за
шею противника,
но был остановлен
рукой. Снова
мерзкой, чуть
теплой, покрытой
гнилыми язвами
рукой. Дуэль
взглядов заняла
с полминуты,
где могучие
руки полковника
пытались разомкнуть
плотный капкан
зачеловека.
Поверженный
и стриженый
Самсон рухнул,
отдав смелости
душу и свой
прощальный
подвиг.
Иван
повернулся
к публике и
поклонился.
Раздались
жесткие, холодные
постукивания,
перерождающиеся
в яростно настроенные
аплодисменты.
Мертвецы, храня
молчания, повставали
с мест и пока
неумело, но с
каждым разом
все более искусно
хлопали своему
предводителю.
Он,
улыбнувшись,
прокомандовал:
-Благодарю,
друзья. А теперь
- на улицу, к своим
братьям, которым
очень нужна
помощь. Наружу,
к мясу!