-Это
как? - от неожиданность
подскочил я,
- получается,
историки могли
предсказать
то, что с нами
случится? Каким
это образом?
-С
точно такой
же вероятностью,
с какой экономисты
предсказывают
будущие кризисы.
Если можно
просчитать
подноготную
макроэкономического
мира, то почему
нельзя сделать
такой же прогноз
в исторических
процессах? Я
с уверенностью
заявляю, что
человеческое
безумие начала
двадцать первого
века это вполне
ожидаемый
факт!!
-А
доказательства,
кроме того -
резонно спросил
я, - что ты последнее
слово прокричал?
-Легко!
Для того, чтобы
человеческое
безумие имело
широкий резонанс,
в человеческом
одеянии истории
должен был
появиться пояс.
Им стали, протяженностью
более тысячи
лет, с восьмисотого
до и, по восьмисотые
года нашей эры,
пояс возникновения
религий спасения.
А именно - иудаизма,
христианства,
ислама. Именно
они, чье появление
было предначертано
изменением
технического
совершенства
обработки
земли, развития
культурного
сознания, а
именно распада
от коллективного
"мы" индивидуального
"я". Понимаешь,
Иван, человек
создал христианство
под индивидуума,
который начал
осознавать
себя отдельно.
Зачем мне нужны
коллективные
боги, если, чтобы
выжить в этом
мире, земной
коллектив мне
и не нужен? А
тот, кто себя
отдельно осознает,
вне коллектива,
очень легко
может сойти
с ума. Тебе
что-нибудь
говорит дата
семьсот семьдесят
седьмой год
от рождества
Христова?
Я,
заскучав,
неопределенно
пожал плечами:
-Портвейн
такой есть. Я
как-то его выпил
и много блевал.
-Темнота!
- вспыхнул зомбивед,
- знаешь, что в
канун нового,
семьсот семьдесят
седьмого года,
творилось в
дикой, еще не
оправившейся
от переселения
народов, Европе?
Да люди, зараженные
христианским
сознанием,
которое действовало,
прежде всего,
не на общину,
а на отдельного
человека - выли,
стенали и плакали,
боясь прихода,
как они считали
Судного дня!
Три косы смерти.
Безумие было
таким, что в
христианском
мире были
зафиксированы
массовые
пожертвования
храмам, искупление
своих грехов,
добродетель,
невиданная
никогда прежде.
Люди верили
и боялись. Каждый
хотел попасть
на небеса. Это
было своего
рода первое
массовое, известное
мне безумие
(если не считать
смену наших
эпох, самого
Иисуса).
-Так,
- очень заинтересовано
спросил я, - а
что же было
дальше?
-Апокалипсис,
конечно, не
пришел, и Европа
успокоилась
до следующей
страшной даты
- тысяча сто
одиннадцатого
года. Четыре
кола, четыре
страшных единицы,
четыре позорных
столба! Четыре
копья ангелов
Апокалипсиса!
Хотя, там не
так, конечно,
но масса очень
боялась. Безумие
было еще большим,
нежели в семьсот
семьдесят
седьмом году.
Преступники,
плача и стеная,
а также хлеща
себя плетками,
плелись в тюрьму,
дабы искупить
свои грехи
перед неминуемой
карой. Но никто
не хотел их
заключать в
тюрьму, кому
приятно было
брать грех на
душу? Богачи
выбрасывали
свои богатства
прямо на улицу.
В аббатствах
и приходах по
всей Европе
собирались
плачущие, истерзанные
тревогой и
безумием люди.
И вот наступила
обещанная
дата...