– У "отпетых" вообще глаз нету. Только в палестрах.
– Мне отец объяснял: если ты глаз не видишь, то и Дракон тебя не видит.
– Дурость. А если ты к глазу спиной – затылком повернулся: ты же глаз не видишь, а он-то твой затылок точно видит.
– Ничего не дурость, – рассердился я, – он лица твоего не видит, если уж так хочешь быть точной. Батя у меня не врет и зря не говорит.
– А затылок, спину видит?
– Ну…
_ Это хорошо. Мы знаешь, как иногда развлекаемся? В дортуаре – "Дочери Дракона" отбарабаним, все воспиталки выйдут – ключиком щелк, по коридорчикам топ-топ – а мы на кровати вскочим: "Э!" – она высунула язык, потом вскочила на ноги, повернулась ко мне спиной и нагнувшись задрала юбку, – приятного аппетита, папочка!
– Может, ему нравится?
– Ну да, нравится. Глаз аж багровеет – во как ему это нравится.
– Мне так нравится, – сказал я и обнял ноги Мэлори, потерся о них щекой, – очень.
– Еще бы тебе не нравилось, – Мэлори несильно подергала меня за волосы, – тебя-то папа с мамой, постанывая от удовольствия, сработали, а надо мной художники, скульпторы, компьютеры, роботы, ученые, институты, лаборатории – мозг и мускулы всей планеты трудились.
Я отодвинулся.
– Зачем ты так говоришь?
Мэлори присела на корточки, заглянула мне в лицо:
– Джек, ты чего сегодня такой?
– Какой?
– Нудный… Будешь дундеть – я к тебе больше не приду. Понял?
Я кивнул.
– О, кстати, – она хлопнула меня по плечу, – мне и так-то немного осталось…
– Как? – я бросил Мэлори на землю и вцепился ей в плечи. – Как?
– Пук, – спокойно ответила Мэлори, – Дракоша проголодался. Были смотрины. Конкурс. Я набрала 120 очков. Высший балл… Уникальный случай, между прочим. У Дракоши глаз побелел от восторга, с мраморной стенкой слился. Такое было в истории орфеанумов всей планеты шесть раз. Шесть раз. Я седьмая. Представляешь?
Я отпустил плечи Мэлори. Опустился рядом с ней на землю.
– Представляю. И поздравляю. Ты из-за этого опоздала?
– Ага. Меня девки поздравляли.
– С чем?
– С высшим баллом, с чем! Э, недотепа ты, недотепа…
– Я не понимаю, не понимаю, – я замотал головой, – не могу понять! Они же тебя со смертным приговором поздравляли…
Я осекся и поглядел на Мэлори.
Я боялся, что она снова засмеется.
Или наоборот, напротив – разрыдается.
Мэлори взяла мои руки в свои, чуть склонила голову и, посерьезнев, сказала:
– Да. Ты прав. Это может показаться странным, но я была так счастлива, когда после каждого моего номера мне хлопали, а глаз – тот, что на стене, – бледнел и бледнел… Знаешь, многие даже плакали. Жучка меня расцеловала, потом убежала прочь. Ты не поймешь… После такого и умереть не страшно.