— Где твой дружок? — спросила она.
— Тэл? Где-то здесь. Я думаю, он решил, что нам надо остаться наедине.
Почему-то это невероятно насмешило Табиту. Тактичный попугай! Она хохотала и не могла остановиться. Когда она смеялась, смех выходил из ее рта, как зеркальные пузырьки жидкого кислорода и пятнами расплескивался по радужным стенам, мерцающему потолку, по этому чудесному мужчине, его прекрасным блестящим карим глазам. Она погружала его в волну удовольствия, неужели он этого не понимал?
Табита подумала, что это важно — сказать ему:
— Когда я впервые тебя увидела, — заявила она, — я была в такой заднице. Знаешь, что они сказали?
— И что же они сказали?
— Они назвали это нарушением гармоники, — язык у нее снова заплетался, — гармонии между видами, — выговорила она. Говорить было значительно труднее, чем смеяться.
Ей показалось важным сказать ему и об этом.
— Говорить, — сообщила Табита, изящно присев, чтобы снять с него брюки — настоящие псевдобрюки, — не так легко, как смеяться. Произнося это, Табита задумалась. — Только иногда легче, — прибавила она.
Она принялась возиться с его ботинками.
Марко тоже уселся рядом с ней на полу.
Табита улыбнулась. Она ощущала истинное блаженство. Она погладила его сияющее лицо:
— Но теперь все в порядке, — сказала она. Музыка парила и покачивалась.
— Все прекрасно, черт побери, — сказал Марко. Он прорычал это, как медведь и оскалил зубы в улыбке, как акула. Он был чудом, настоящим чудом!
Он снял с нее жакет, грязную рубашку. Поцеловал ее соски сквозь ткань тенниски, расстегнул ее башмаки и снял их. Табита сидела на полу, наблюдая, как он снимает башмаки с нее и с себя. Он возился на роскошном толстом ковре, как ребенок, только начинающий ходить, и ей было смешно. Он был обнажен. Он собирался дать ей работу. От улыбки у нее уже отвисала челюсть. Марко вернулся и некоторое время подержал ее в объятиях. Его тело было теплым и гибким, а кожа казалась золотистой в серебристой ряби воздуха, Они вместе справились с ее джинсами.
Вдруг Табита вскочила. Он стояла в одной тенниске, трусиках и носках. Марко по-турецки сидел у ее ног. Табита чувствовала себя подавленной, неизвестно почему.
Табита, Табита, упорно повторяла она про себя. Потом вспомнила.
— Мне нужно взять мое приспособление, — сказала она.
Он протянул руку, погладил ее голень:
— Мы можем…
— Нет, — возразила Табита, — я должна вести себя разумно. Разумно!
Она нетвердой походкой подошла к сумке, расстегнула молнию и стала рыться внутри. Вынула какую-то вещь. Это была черная пластиковая коробочка. Какая-то кассета.