Этими ночами я все ворочался в постели, скрипел пружинами. Сон мой был беспокойным, рваным, похожим на плаванье брасом — окунаюсь с головой в мутные воды бессознательного, звуки становятся глуше, перед глазами темнота, наполненная густой безмятежностью, а затем выныриваю — и снова резкие голоса из-за двери, тапочки Игната, чирканье спичек и звук ветра за окном.
В беспокойных ночах, когда безумно чесались заживающие ожоги, а под бинтами на пояснице словно пекли картошку в углях адские черти, я все старался отделить ложные воспоминания от настоящих. И ложные воспоминания стирались, как карандашный рисунок под ластиком, оставляя после себя бледные линии, незавершенные наброски. А настоящие воспоминания, наоборот, расцветали новыми яркими красками, словно события многолетней давности происходили буквально вчера.
Зимой 2001 года я обнаружил, что стал знаменитым. В самом широком значении этого слова.
Мои фотографии на тему вечной любви всколыхнули всю страну. В редакцию журнала Владлена за месяц пришло столько писем, что мешки некуда было ставить. Одни люди стремились доказать, что настоящая, чистая, ничем не омраченная любовь существует. Другие люди вдохновились моими фотографиями на какие-то любовные подвиги и теперь желали выразить мне свое признание. Третьи просто сгладили кучу проблем со своими вторыми половинками и, опять же, считали, что тут помогли мои фотографии. Их накопилось сотни тысяч — людей по стране, которых зацепила тема любви и которые вдруг обнаружили, что могут любить и могут быть любимыми — и получать от этого удовольствие.
А однажды в январе, буквально сразу после нового года, ко мне домой пришла группа московских хиппи. Я еще не привык к внезапной популярности, поэтому просил Археолога или Аленку сообщать всем, что меня нет дома. Дверь открыл Археолог, который в душе всегда сам был хиппи, и поэтому не смог устоять и впустил делегацию на кухню.
Хиппи было четверо — две молодые девушки с открытыми чистыми глазами, в которых наивности было больше, чем разума, и двое мужчин лет за тридцать, с густой бородой каждый и неизменными ленточками, опоясывающими лоб.
Археолог мгновенно разложил на столе нехитрый хабар, состоящий из нарезанной колбасы, кусочков сала и хлеба, перьев лука и пива. В тесной кухоньке, мутной от пропитавшегося дымом воздуха, запыленной и, честно сказать, грязноватой, хиппи с их странными балахонами, увешанными значками, дивными прическами, цветастыми сумками, казались выдумкой, плодом воображения. Особенно на фоне реального, как батарея центрального отопления, Археолога.