«А я, честно признаться, уже и не надеялся, что ты когда-нибудь возьмешь меня в руки».
«Ну, а вот видишь, как все повернулось. Мы с тобой в подвале, в темноте фотографируем самую красивую женщину на свете».
«Ага, погляди, как она божественна. В этом ракурсе. Окутанная дрожащими тенями, обласканная робким светом, крадущимся по изгибу тонкой шеи».
«Ты такой же влюбчивый, как и я».
«А ты — как я».
«Ну, правильно, мы же братья».
«Когда-то давно мы были вместе. Влюблялись, жили, горевали и радовались».
«Мне так грустно без тебя».
«Мне тоже».
Я заполнил карту памяти на наполовину, прежде чем заставил себя остановиться. Лена не шевелилась, сигарета истлела в уголке губ.
— Ты совершенно безумный человек, — сказала она, заметив, что я закончил.
— Стараюсь.
— Нет, я, конечно, подозревала, что творческие люди все сумасшедшие, но видел бы ты себя минуту назад! Жуть!
Лена легко соскользнула с трубы и поправила халат.
— Дашь посмотреть, что получилось? — спросила она, щелчком отправляя сигарету в темноту.
— Вообще-то я не показываю фотографии, пока не обработаю как надо, — робко запротестовал я.
— А если мне отрежут ногу и увезут куда подальше?
— Ну, зачем же так. Ты вон как легко прыгаешь.
— Это от творческого возбуждения. И не забывай, что я на лекарствах. Наркоманка какая-то, тьфу…
Я не ответил. Я был поглощен фотоаппаратом. Мои пальцы почти неосознанно скользили по его поверхности, я заново вспоминал каждый его изгиб, каждую вмятинку и шероховатость.
Лена вдруг застыла, прислушиваясь. Я тоже насторожился. Мне показалось, всего лишь на мгновение послышалось, будто я слышу чьи-то шаги. Кто-то крался в темноте. Осторожно крался, словно хищник к жертве, чтобы не спугнуть раньше времени…
— Журналюги, — одними губами шепнула Лена, — убираемся отсюда.
Я недоверчиво покачал головой. Ну, зачем им сюда соваться?
— Прошлое идет за тобой по пятам, — шепнула Лена, — вот приставучее! Побежали!
Она развернулась и, обогнув сетчатый забор, скрылась в темноте. И в этот момент я вновь услышал скрип подошв по пыльному полу. И чей-то напряженный хриплый шепот. Мурашки пробежали у меня по затылку. Я заторопился следом за Леной, прочь от света. Темнота ласково предлагала спасение, распахнув свои объятия. Я нырнул в них, словно вернувшийся блудный сын. И темнота не отказала, темнота приняла, окутала, приласкала.
Я вновь включил подсветку фотоаппарата. Он старался, как мог.
— С возвращением, — сказала Лена откуда-то спереди.
Поясница болела, не переставая. Я представил себе, как вернусь в палату, грязный, вспотевший, измотанный. У меня разойдутся швы, кровь будет сочиться из раны по больничным штанам. Тапочки оставят мокрые следы на кафельном полу и линолеуму. Я загажу простынь на кровати. От меня будет плохо пахнуть, а доктор будет меня отчитывать, может быть, даже ругать и угрожать переводом в другую больницу. Но я не буду возражать. Да, виноват, да, шлялся неизвестно где, да, наплевал на дисциплину и на собственное здоровье. Бейте меня, доктор, укоряйте. А я буду сидеть с фотоаппаратом в руках, и наслаждаться ощущением вернувшегося наслаждения.