— Мои документы у него, — киваю на младшего сержанта.
Лейтенант с рядовым удивленно поворачиваются к товарищу. Закрываю глаза и легко беру под контроль тело задумчивого мента.
— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант! — рявкаю, приложив руку к виску.
— Ты чего это, Сыч? — офигевший летеха буквально выкатывает изумленные глаза. — Ну, обращайся.
— Документы у него, — указываю дубинкой на рядового.
— Ты чо-о?! — в свою очередь выкатывает глаза тот. — Какие документы? Где они у меня?!
— Вот здесь, — нога, обутая в массивный ментовской ботинок, врезается между удобно расставленных ног. Глаза пухлощекого выкатываются еще сильней. Издав звук, похожий на звук воздуха, вырывающегося из пробитой покрышки, он складывается пополам.
Взгляд, застывшего с открытым ртом лейтенанта, словно маятник перескакивал с одного своего подручного на другого.
— А может, документы у тебя? — тыкаю дубинкой ему в грудь.
— Э, э, — летеха поспешно закрывает пах ладонями и отступает на шаг. — У тебя что, ептить вот, крыша поехала, что ли?! Ты зачем Тимоху…
Не дослушав, легонечко бью дубинкой снизу по подбородку, заставив его рот со стуком захлопнуться. Заметив, что лейтенант тянется к кобуре, уже сильнее бью его по предплечью. В больших мальчишеских глазах отражается испуг. Страшно, гаденыш? А той девчонке, что бежала от вас, всхлипывая, не было страшно? А остальным вашим "клиентам" страшно не бывает?
— Предъявите ваши документы! — говорю металлическим голосом.
— Ты чо, Сыч…
Снова резко бью его по предплечью.
— Документы!
— Щас, — всхлипывая визжит лейтенант. Дрожащей левой рукой расстегивает нагрудный клапан и достает удостоверение.
Беру его и, не глядя, начинаю рвать на мелкие кусочки. Летеха сквозь слезы смотрит на это, не решаясь возражать.
— Отныне ты под моей опекой, — сообщаю лейтенанту, закончив уничтожать его удостоверение. — Ферштейн? Ферштейн, спрашиваю, или нихт!?
— Ферштейн! — визжит тот, закрываясь руками от взметнувшейся вверх дубинки.
— И ты под моей опекой, — сообщаю пухлощекому Тимохе, начинающему приходить в себя, и перепоясываю его дубинкой по левому боку.
Лейтенант смотрит на происходящее ничего не понимающими глазами. Еще минуту назад он был практически властелином вселенной, и вот мир рухнул ему на голову без всяких на то логических объяснений.
— А я под твоей опекой, — кладу ему руку на лечо и успокаивающе похлопываю. — Ферштейн?
— Ферштейн, — поспешно соглашается тот.
— А раз ферштейн, тогда держи, — протягиваю ему свое орудие экзекуции. — Врежь мне со всей дури в лоб. И не дай Бог замечу, что ты ударил не в полную силу…