спокойствия. В окно лился осенний свет, я закрыла глаза и прислонилась головой к
стеклу. Похоже, Сашка тоже устала. Она улеглась на подоконник, положив голову
мне на колени. Школа притихла. Коридоры были длинными и пустыми. Время
остановилось. Замерли учительские указки, в журнале осталась недописанной
наполовину выведенная двойка, на полуслове остановился выученный наизусть стих.
Сашка покачала головой и сказала с ненавистью:
— Десятиклассники уроды.
Все ясно. Мальчик в переднике успел разбить ей сердце. Видимо, у нее на него
были большие планы. Я опустила ладонь ей на лоб и погладила по голове. У Сашки
были чуть вьющиеся светло-каштановые волосы по плечи. Лицо у нее немного
побледнело, веснушки стали еле заметными.
— Бедный ребенок, — сказала я ей.
— Угу, — жалобно пискнула Сашка. — Жалей меня, жалей.
И вот мы сидели, в спину через стекло мне светило солнце. И в голове у меня
почему-то крутилась песня про звездный свет [1]. Не моя песня, нет, чужая. Но
она была как будто моя… О том, что наши надежды и ожидания — это черные дыры в
космосе. Так ведь оно и было — посмотреть только на Сашку и ее разбитые мечты.
Или на меня. Да, у меня есть родители, друзья в школе. Сашка есть, в конце
концов. Но я все же чувствовала себя одинокой. Если так подумать, то никто мне
сейчас не нравился, и что самое страшное — никому я была не нужна. Так, чтобы
навсегда. Чтобы ни минуты друг без друга. Тот, незнакомый человек в моих мечтах,
был и не человеком вовсе, а так, призраком: выдуманным, ненастоящим, таким,
какого не может быть на самом деле. Никогда.
[1] Имеется в виду композиция группы Muse «Starlight».
«Мне просто хотелось держать тебя в своих руках», — звучала песня в моей
голове.
Я вздохнула.
Говорят, взрослые терпеть не могут подростков. Что они, как стихийного
бедствия, боятся переходного возраста. И ждут, когда мы вырастем. Когда станем
умными и рассудительными, не будем метаться из стороны в сторону, точно будем
знать, что нам нужно. Но я точно знала одно — что не изменюсь.
Взрослым легко вычеркнуть несколько лет из нашей жизни. Сидеть и пережидать
их, как мыши в норе ждут, когда коту надоест их караулить. Я слышала, что
некоторые и вовсе мечтают, чтобы возраста где-то между тринадцатью и двадцатью
годами у человека не было. Тогда никаких проблем. Был человек ребенком, стал
человек взрослым. Раз — и готово. И не сидели бы мы с Сашкой сейчас на
подоконнике, и не светило бы мне в спину солнце.
И не вертелась бы у меня в голове песня, и не была бы она мне так
пронзительно близка. И вообще — меня, такой, как сейчас, не было бы. Даже