– Боец Рабоче-Крестьянской Красной Армии не нуждается в траншеях! – Указательный перст товарища Мехлиса уверенно ткнулся в зенит. – Ибо коммунист обязан грудью встречать всякую опасность. Не прятаться в грязных, пропитанных страхом норах, но наступать, наступать, наступать! Днем и ночью, без перерыва, без сна и отдыха!..
– Вообще без сна? – уточнил Иван Кузьмич, поудобнее усаживаясь на сложенный вчетверо войлок. – А как насчет обеда и оправки?
Представитель Центрального Комитета поморщился.
– Я слышу голос желудка и кишечника, а хотелось узнать мнение настоящего большевика. Товарищ Сталин под Царицыном показал всему миру, как нужно воевать. Первая атака, вторая, десятая – и так сутки подряд, трое суток, неделю… Я бы вычеркнул полевые кухни из списков полкового имущества. Жрать – это низменный буржуазный предрассудок!..
Товарищ Кречетов, покивав согласно, допил чай, хрустнул кусочком сахара. Слушая пламенного коммуниста, он не переставал коситься налево, где топталась разведка, которой давно пора прийти и доложиться. Вместо этого двое плечистых бородачей, братья Епанчины, о чем-то оживленно толковали с врагом трудового народа Унгерном. Бывший генерал этим утром сам напросился в дозор. Сходили, вернулись и, видать, ругаться принялись.
– Вы меня совсем не слушаете, – в голосе Мехлиса колокольцем прозвенела обида. – Это не по-партийному, ибо коммунист…
Иван Кузьмич отвел взгляд от взволнованных разведчиков.
– Слушаю, не беспокойтесь. Это вы верно предрассудки помянули – низменные которые. Что у нас с продуктами? На сколько еще хватит?
Лев Захарович уверенным движением достал из командирской сумки толстую тетрадь, пролистнул несколько страниц:
– При нынешних нормах – на четыре дня. Если урежем, неделю еще протянем. Предлагаю членам партии в качестве почина добровольно отказаться от половины пайка. Готов начать с себя, причем сегодня же.
Кречетов невесело вздохнул. Великий почин не поможет, нормы придется урезать всем, даже Кибалке. До Пачанга, если верить барону, восемь дней пути. Дня через три начнутся обжитые места, там голодать не придется. Главное – дойти…
Дорога Ивану Кузьмичу была не слишком по сердцу. Хотан, маленькая мутная речка, змеился в неглубокой долине, то и дело ныряя в барханы. Приходилось раз за разом искать путь, в особенности же – редкие травяные лужайки, чтобы подкормить вконец отощавших лошадей. Но песок и бестравье – еще полбеды. Такла-Макан, окружавший маленький отряд со всех сторон, вовсе не был пустым и безжизненным. Несколько раз у горизонта появлялись темные силуэты верблюжьих караванов, на берегах реки встречались свежие кострища, разведка же приносила и вовсе тревожные вести. За посольством следили – чужие тени мелькали за барханами, пытаясь подобраться ближе, отсвечивали неяркими отблесками костров.